26 июля 1887 года – это день, когда создатель международного языка эсперанто Лазарь Маркович Заменгоф опубликовал так называемую “Первую книгу эсперанто”. Пиком популярности эсперанто были 1910-1920-е годы. Начиная с рубежа 19-го и 20-го веков росла популярность эсперанто среди незрячих. С 31 июля по 6 августа 1921 года в Праге, одновременно с 13 Международным конгрессом эсперантистов, собравшим 2561 участника, прошел первый Международный конгресс незрячих эсперантистов, на котором была создана Международная лига незрячих эсперантистов. Его участниками стали 58 незрячих и 13 зрячих сопровождающих, всего 71 человек из 11 стран мира. Один из самых известных незрячих эсперантистов мира, Василий Ерошенко, собирался поехать в Прагу, но этому помешала его высылка из Японии в начале июня. В конце концов осенью 1921 года Ерошенко попал в Китай, сначала ненадолго в Харбин, затем – в Шанхай. Здесь он пишет свои “Рассказы увядшего листочка” – цикл ритмизованных эссе или эскизов, зарисовок из шанхайской жизни.
Сегодня я хочу предложить небольшой фрагмент из этого текста – в оригинале на эсперанто и в моем переводе на русский язык. Напомню только, что цветовым символом языка эсперанто является зеленый цвет, цвет надежды. А в своём тексте Василий Ерошенко использует не только символику, принятую на рубеже позапрошлого и прошлого веков, но, как мне кажется, и библейские образы.
Юлия Патлань
Vasilij Eroŝenko
II. Pri lando de revoj
Estis printempo, la junaj folioj de l’ arbo antikva kantis verdajn himnojn al la suno, al varmaj revplenaj vesperoj, al la luno mistera, al la steloj enigmaj…
Ili tremis de ĝojo, tremis de amo, kiu plenigis ĉiujn iliajn fibretojn. Ili demandis la arbon: “Ho, bona arbo, ho, arbo antikva, diru al ni, kiel ni uzu la amon? Diru al ni, kiel ni vivu, kiun ni amu?” Sed la arbo silentis, nenion ĝi volis paroli, kaj la folioj estis malĝojaj, estis malgajaj la verdaj folioj tremantaj de l’ amo.
Estis la nokto kvieta, silenta. La luno mistera ensorĉis la mondon, ĉielaj stelaroj disŝutis la brilajn enigmojn tra la universo, la petolemaj sonĝoj plenigis la teron kaj ŝercis la ŝercojn printempajn je reĝoj en marmoraj majestaj palacoj, je knabo-paŝtistoj sur kampaj herbejoj.
Tute noktiĝis…
En tiu nokto printempa ekdormis ankaŭ la suda zefiro, ekdormis sur la vojo al la Granda Rivero, al la urbo en la blankmonda stilo, ekdormis sur la vojo for de l’ sudaj maroj. Ĝi dormis sur la vojo, kaj la petolemaj sonĝoj komencis la ŝercojn printempajn.
Eksonis la urba horloĝo, ĉar ĝi ne dormis eĉ tiun nokton printempan.
La zefiro vekiĝis en granda surprizo. “Ĉu tio estis nur sonĝoj printempaj?” ekkriis la suda zefiro. La petolemaj sonĝoj ridante rapide forflugis.
“Atendu, atendu!” kriis la suda zefiro. “Atendu, ho, sonĝoj printempaj, atendu almenaŭ unu momenton, respondu almenaŭ al unu demando.” Sed la sonĝoj ridante rapide forflugis. Sur la facilaj flugiloj la suda zefiro flugis post ili por ilin kapti.
“Atendu, atendu!” ĝi kriis. “Respondu almenaŭ unu demandon”. La petolemaj sonĝoj sin kaŝis de la suda zefiro en la verdaj folioj de l’ arbo antikva. Tuj venis la zefiro kaj diris al la arbo: “Ho, bona arbo kun verdaj folioj, diru al mi, kien forflugis la sonĝoj de l’ nokto printempa?” Sed la arbo silentis. Ridetis la sin kaŝintaj sonĝoj. La verdaj folioj tremis de rido. Kisante la verdajn foliojn, la suda zefiro demandis pasie: “Ho verdaj folioj, diru, ho verdaj fratetoj, kien forflugis la sonĝoj printempaj?” La verdaj folioj respondis petole: “Ni ne scias, ni klare ne vidis, ĉar estas ja nokto. Sed eble la sonĝoj forflugis al la bela stelaro de l’ Suda Kruco”. La verdaj folioj ja pensis, ke la sonĝoj de l’ nokto printempa restos kun ili por ĉiam. La sonĝoj ridetis. La arbo silentis.
La suda zefiro daŭrigis pasie: “Ho verdaj folioj, ho verdaj fratetoj, mi sonĝis pri lando de revoj, mi sonĝis feliĉan insulon; ĝi estas sur la maro de amo eterna, ĝi havas havenon de amikeco neniam ŝanĝebla; en tiun havenon fluas belega rivero de neelĉerpebla ĝojo; sur ĝi floras la floroj de fideleco kaj konfideco, kreskas la arboj de virtoj; tie altiĝas la monto de libero, tie brilas la suno de vero, la luno de justo, la steloj de belaj artoj… Ho, la mirakloj de l’ lando de l’ revoj ne estas elkalkuleblaj. Ho verdaj folioj, venu kun mi. Ho verdaj fratetoj, venu al la lando de l’ revoj”.
“Sed la vojon, ĉu la vojon vi scias al tiu lando de l’ revoj? Ho, diru rapide, diru, ho suda zefiro!” demandis fervore la verdaj folioj.
“La vojon… nur la vojon mi tute ne scias, mi volis demandi la sonĝojn printempajn pri la vojo, sed ili forflugis…” respondis malĝoje la suda zefiro.
La verdaj folioj ekkriis ĝojege: “Ho, tiuj sonĝoj kaŝiĝis sur tiu ĉi arbo; tuj ilin demandu, demandu pri la vojo al la lando de l’ revoj!”
Sed la petolemaj sonĝoj printempaj ne estis jam tie, ili sekrete forflugis ridante je l’ suda zefiro, ridante je l’ verdaj folioj. La arbo silentis.
Kaj dubis la verdaj folioj kaj petis la arbon: “Ho bona arbo, ho arbo antikva, diru al ni, ĉu la vortoj de l’ suda zefiro estas kredindaj? Diru al ni, ĉu oni povas kredi la sonĝojn printempajn de varma revplena nokto, kiam la luno mistera ensorĉas la mondon, kiam ĉielaj stelaroj disŝutas la brilajn enigmojn tra la universo?”
La arbo silentis, ĝi volis paroli nenion, ne volis ĝi diri ke la sonĝoj pri la lando de l’ revoj forflugis al la nordo, al tiu neĝlando mistera, al la lando de granda spirito, de fortoj kaŝitaj, kiuj minacas renversi la mondon; ne volis ĝi diri ke la sonĝoj pri la lando de l’ revoj ne timas malvarmon, ne timas la frostojn; ne volis rakonti la arbo antikva, kiel multe amas la sonĝojn tiuj neĝlandanoj.
La suda zefiro ekkriis: “Ho verdaj folioj, venu kun mi, ho verdaj fratetoj, venu por serĉi la landon de l’ revoj! Mi sentas ke ĝi estas proksima”.
“Ni sentas nenion,” respondis la verdaj folioj. La suda zefiro daŭrigis pasie: “Kaj se la lando de l’ revoj nenie ekzistas, ni mem kreos ĝin!” “Sed kiel? Kiel ni mem povas krei la landon de l’ revoj kun la suno de vero, kun la luno de justo, kun la monto de libero?” demandis la verdaj folioj hezite. La suda zefiro respondis: “Per la granda potenca spirito de niaj junaj kuraĝaj animoj. Tiu ĉi granda spirito de junaj kuraĝaj koroj estas ĉiopova, ĝi estas la Dio kreinta, kreanta kaj kreonta la mondojn!”
“Ho bona arbo, ho arbo antikva, ĉu la spirito de niaj junaj animoj estas fidinda?” demandis la verdaj folioj. La arbo silentis, nenion ĝi volis paroli, kaj multaj folioj ekkriis: “Ni iros nenien, nenien ni iru por serĉi la landon de l’ revoj, nenien ni iru de niaj naskobranĉoj, nenien de tiu ĉi arbo antikva!”
La arbo silentis. La suda zefiro forflugis sur la facilaj flugiloj…
Ektagiĝis…
Василий Ерошенко
II. О стране мечтаний
Была весна, молодые листья древнего дерева пели зеленые гимны солнцу, теплым вечерам, полным грез, луне таинственной, звездам загадочным…
Они трепетали от радости, трепетали от любви, наполняющей каждую их жилку. Они спрашивали дерево: «О, доброе дерево, о дерево древнее, скажи нам, что нам делать с любовью. Скажи нам, как мы должны жить, кого нам любить». Но дерево молчало, ничего оно не желало говорить, и листья были грустны, были печальны зеленые листья, трепещущие от любви.
Была ночь спокойна, тиха. Луна таинственная зачаровала мир, небесные созвездия рассыпали сверкающие загадки по вселенной; шаловливые грезы наполнили землю и шутили весенние шутки над царями в мраморных пышных дворцах, над мальчиками-пастушками в полевых травах.
Настала глубокая ночь….
Этой ночью весенней уснул и южный ветерок, уснул по пути к Великой Реке, к городу в стиле мира белых, уснул по пути прочь от южных морей. Он уснул по пути, и шаловливые грезы начали шутки весенние.
Зазвучали городские часы, ведь они не спали даже этой ночью весенней.
Зефир проснулся в большом изумленьи. «Да разве то были лишь грезы весенние?» – воскликнул южный зефир. Шаловливые грезы, смеясь, быстро прочь улетели.
«Подождите, постойте!» – кричал южный ветерок. «Подождите, о грезы весенние, подождите хоть один миг, ответьте хоть на один вопрос». Но грезы, смеясь, быстро прочь улетели. На легких крыльях южный ветерок полетел вслед за ними, чтобы поймать их.
«Подождите, подождите», – он кричал. «Ответьте хоть на один вопрос». Шаловливые грезы скрылись от южного ветерка в зеленых листьях дерева древнего. Тут же явился ветерок и сказал дереву: «О милое дерево с зелеными листьями, скажи мне, куда улетели грезы ночи весенней?» Но дерево молчало. Улыбались скрытые грезы. Зеленые листья дрожали от смеха. Целуя зеленые листья, южный ветерок спрашивал пылко: «О зеленые листья, скажите, зеленые братцы, куда отлетели грезы весенние?» Зеленые листья ответили шаловливо: «Мы не знаем, мы ясно не видели, ночь ведь. Но возможно, грезы отлетели к прекрасному созвездию Южного Креста». Ведь зеленые листья думали, что грезы ночи весенней останутся с ними всегда. Грезы улыбались. Дерево молчало.
Южный ветерок продолжил пылко: «О зеленые листья, о зеленые братцы, я грезил о стране мечтаний, я грезил счастливым островом. Он находится на море вечной любви, у него есть гавань дружбы, всегда неизменной; в эту гавань течет прекраснейшая река неисчерпаемой радости; на нем цветут цветы верности и доверия, ростут деревья добродетелей; там высится гора свободы, там сияет солнце правды, луна справедливости, звезды прекрасных искусств… О, чудеса страны мечтаний неисчислимы. О зеленые листья, пойдемте со мной! О зеленые братцы, пойдемте в страну мечтаний!»
«Но путь, разве ты знаешь путь в ту страну мечты? О, скажи скорее, скажи, о южный ветерок!» – вопрошали упрямо зеленые листья.
«Путь… лишь пути я совсем и не знаю, я хотел спросить грезы весенние о пути, но они прочь улетели…» – ответил печально южный легкий ветерок.
Зеленые листья вскричали в огромной радости: «О, эти грезы скрылись на нашем дереве, спроси же их, спроси о пути в страну мечтаний!»
Но шаловливых грез уже не было там, они втайне отлетели прочь, смеясь над южным ветерком, смеясь над зелеными листьями. Дерево молчало.
И усомнились зеленые листья, и просили дерево: «О доброе дерево, о дерево древнее, скажи нам, слова южного ветра достойны ли веры? Скажи нам, можно ли верить грезам весенним теплой, полной мечтаний ночи, когда луна таинственная чарует мир, когда небесные созвездия рассыпают сияющие загадки по вселенной?»
Дерево молчит, оно хотело не говорить ничего, не желало оно сказать, что грезы о стране мечтаний улетели на север, в ту снежную страну таинственную, в страну великого духа, сил скрытых, которые грозят перевернуть мир; не хотело оно сказать, что грезы о стране мечтаний не пугает холод, не пугают морозы; не хотело рассказывать дерево древнее, как сильно любят грезить обитатели снежной страны.
Южный ветер вскричал: «О зеленые листья, пойдемте со мной, о зеленые братцы, пойдемте искать страну мечтаний! Я чувствую, что она близко».
«Не чувствуем мы ничего», – ответили зеленые листья. Южный ветер продолжил пылко: «А если страны мечтаний нигде не существует, мы сами сотворим ее!» «Но как? Как мы сами можем творить страну мечтаний с солнцем правды, с луной справедливости, с горой свободы?» – спросили зеленые листья, колеблясь. Южный легкий ветер ответил: «Великим могучим духом юных отважных душ. Этот великий дух юных отважных сердец – всемогущий, он – Бог, что творил, творит и сотворит миры!»
«О доброе дерево, о дерево древнее, духу наших юных душ стоит ли верить?» – спросили зеленые листья. Дерево молчало, ничего оно не желало говорить, и многие листья вскричали: «Мы не пойдем никуда, никуда мы не должны идти с наших родных веток, никуда с этого дерева древнего!»
Дерево молчало. Южный легкий ветер прочь улетел на легких крыльях…
Рассвело…
Перевод с эсперанто Юлии Патлань