Виктор Першин. Халхитрицы Юры Крылатова (1990)

Виктор Першин родился 19 сентября 1930 года, а ушел из жизни – 7 октября 2002.  Я вспоминаю его как одного из своих наставников в эти октябрьские дни, когда ежегодно мы говорим об учителях.

Виктору Герасимовичу был бы 91 год, доживи он до наших дней. Прошло 20 лет после нашей встречи и много лет после московских встреч с его женой и семьей.

И вот, перебирая бумаги… нет, перебирая файлы на компьютере, я наткнулась на один из очерков Виктора Герасимовича, которые набирала уже после его ухода из жизни.

И решила опубликовать этот очерк здесь. Некоторые детали текста позволяют его датировать 1990-м годом. Очерк написан уже 31 год назад и это любопытный исторический документ того времени.

Я публикую его с разрешения Юрия Крылатова.  Кстати, сам Юрий Давыдович 21 сентября 2021 года отметил свой 75-летний юбилей.

Многая лета, счастья, здоровья!

Юлия Патлань

Виктор Першин. Халхитрицы Юры Крылатова (1990)

Подымаясь облачками над чашками, растекался по кухне и таял аромат кофе, приготовленного хозяином особым образом. Наблюдая за плитой, а потом разливая кофе по чашкам, он рассказывал, как готовить этот интеллигентный напиток для дружеской беседы. Эта свобода самовыражения во всем и дружеская открытость  есть едва ли не самая главная черта характера Юры Крылатова.

Вальяжно устроившись на диване и мелко поглатывая черный допинг, мы обсуждали последние указы Президента СССР и уже были вполне готовы консолидироваться на тезисе: «Поживем – увидим», когда безмятежность нашего кайфа прервал возглас вбежавшей Хильды:

– Пап! Это что за халхитрица?!

На мое восторженное удивление Юра объясняет:

– Халхитрица? Это из серии ее собственного словотворчества, что-то необычное, удивительное, незнакомое. Наблюдая за дочерьми (а у них с Наташей их две: пятилетняя Дина и семилетняя Хильда), я подметил такую вот закономерность. Если я рисую что-нибудь, и если это что-нибудь выглядит привлекательно, производит впечатление и возбуждает интерес, то ребенок, как правило, увлекается и стремится тут же, сразу повторить рисунок. Но одобрить такой немедленный повтор, а главное, разрешить его дочери я не спешу. Действую я с учетом вечного предрасположения вкусить сладость запретного плода.

– Выходит, неравноправная игра, игра в условиях неравенства по старшинству в возрасте и предпочтительности авторитета?

– Лишь отчасти так. Но, во-первых, это неравенство – неравенство естественное, по природе, от бога. А во-вторых, неравная сторона, если, конечно, желание повторить рисунок не позабудется, уже не просто его скопирует, но обязательно привнесет в него нечто свое, новое. И главное достигнуто. Неравенство само собой, ненавязчиво перерастает в естественное равенство творческих возможностей.

– А если желание повторить именно этот рисунок позабудется?

– Пусть. Будет какой-нибудь другой случай. Но чаще Хильда не забывает, и это радует.

– Да, такой индивидуально-психологический прием в массовой школе возможен разве что теоретически, но практически исключается.

– Ну, разумеется. Однако, если бы только этот прием, беда бы не была слишком велика. Суть в том, что в нашей школе на сегодня, прежде всего в начальной школе, нет ни возможностей, ни времени, ни условий для индивидуального воспитания и обучения. Там царит всеобъемлющий коллективизм и в наилучшем случае коллективизм на среднем уровне способностей. Поэтому мы с Наташей и решили обучать Хильду дома.

– А вы профессиональный педагог?

– Лишь отчасти. Я кончал Институт иностранных языков. Знаете, никакого жесткого расписания занятий, как в школе, мы с Хильдой составлять не будем. Мое дело – помочь ей определить очень приблизительно необходимое для занятий время. А дальше она сама накануне станет решать, что должна и что будет делать завтра. То ли заниматься русским, то ли математикой или природоведением, или, как захочет, всем понемножку. Предварительно, накануне, мы будем все это обсуждать с ней вместе.

– А если назавтра она что-то передумает?

– Что ж, не страшно. Если передумает, так мы с ней договариваемся, она должна объяснить причину своего решения. Только объяснить, и ничего более, но поступить по-своему. И никакого давления, только самостоятельный выбор. Однако это отнюдь не значит, что задание, или лучше сказать, самозадание, выбранное ею накануне, не будет выполнено. Будет, обязательно будет, но позднее.

Пока мы не справимся с обязательной программой начальной школы – главное внимание, основное время – технике чтения про себя и вслух с переводом с помощью специальной азбуки для Наташи (Наташа Корнеева, старший научный сотрудник Института общей психологии АН СССР, ослепла и оглохла в раннем детстве – В.П.), затем освоение до беглости таблицы умножения и четырех арифметических действий, письменно и устно с самостоятельной проверкой результатов на калькуляторе, а потом и на персональном компьютере. И конечно, письменное изложение прочитанного. Читать девочка научилась самостоятельно лет в пять. Подражая мне, Хильда опять же самостоятельно училась печатать на пишущей машинке. Я только нарисовал ей правильную расстановку пальцев. И теперь она ежедневно печатает пол странички или страничку, а то и две странички ее личного дневника и делает это с огромным удовольствием, очень серьезно и ответственно. Думаю, годика этак через полтора-два она в достаточной мере для возраста, конечно, будет владеть непростым искусством свободно излагать свои мысли на бумаге. Вряд ли кто-нибудь будет спорить с тем, что массовая начальная школа ничего подобного дать ребенку не в состоянии. И если все пойдет, как задумано, Хильда выиграет уйму времени, для того, чтобы заняться чем-нибудь полезным дополнительно, сверх обязательной программы по ее собственному добровольному выбору. Думаю, уже не в столь отдаленном будущем мы займемся с Хильдой стенографией. Правда, сначала стенографией в совершенстве я должен овладеть сам.

– Со стенографией-то не торопитесь ли?

– Едва ли… Просто я стараюсь заглянуть подальше вперед. Ведь мне предстоит не только самому овладеть стенографией, но и продумать необходимую простоту методики обучения дочери. А на это нужно время. И потом, я хочу понаблюдать, заинтересует ли ее занятие стенографией.

– А если не заинтересует?

– Нет, так нет. Но и в этом, крайнем случае, никакого нажима на личность, тем паче на формирующуюся личность ребенка. Только свобода и ничего, кроме свободы, насколько это максимально возможно. Я не говорю дочерям: «Дети, взгляните на звездное небо!» Но когда они поднимают глаза к небу, я как могу интересно, рассказываю им о звездах.

– Все это хорошо: и пишущая машинка, и калькулятор, и даже стенография. Но ведь в жизни не обойтись и без обычного рукоприложного письма.

– Не можете же вы не знать, что письмо, какому учат в школе, весьма далеко от Пафнутьева (возможно, отсылка к персонажу «Писем к тетеньке» Салтыкова-Щедрина. – Примечание Юлии Патлань). Там обучение рассчитано на девять или одиннадцать лет в надежде, что в конце-то концов ребенок научится писать как-нибудь. Поэтому ничтожно мало у кого из оканчивающих школу почерк бывает хорошим, чаще плохим, неразборчивым, как у врачей, и никогда каллиграфическим. Наряду с обучением письму авторучкой и фломастером я хочу научить дочку писать плакатным пером, премудростям письма разными красивыми шрифтами. По собственному опыту знаю, как это полезно. Несколько простых упражнений помогут ей правильно, как пианисту, поставить руку, чтобы красиво писать и рисовать. Хотите, расскажу занятную историю о моих уроках природоведения и естествознания?

– Конечно.

– А началось все с того, что Хильде два года назад купили сережки. Очень уж понравилась ей игра света в камушках. Вижу, есть интерес. Стал рассказывать ей, что знал, потом пришлось и подчитать кое-что, об уральских самоцветах. Как добывают изумруды и алмазы, читал сказки Бажова. Сначала любоваться камнями мы ходили по ювелирным магазинам, а потом зачастили в Минералогический музей.

– Как интересно получается. Минералами она увлеклась, а блеск золота ее не заворожил. Чего же здесь больше: случайности или проявления индивидуальности?

– Об этом я как-то не думал. Возможно, свою роль сыграло то, что больше я рассказывал о строении минералов, об их применении в технике, в часах, например, в электронике. О золоте разговоров почему-то вообще не было.

– Путешествуя по ювелирным магазинам, привлечь внимание к накопительству не боялись?

– Нет. Ничего дурного не вижу в драгоценностях, оплаченных собственным трудом. Это – раз. А два – Хильда любит повторять услышанную от меня русскую поговорку: «не гордись именьем, а гордись уменьем». И три, – пожалуй, самое важное: в детской Хильда сама повесила на стене таблицу Менделеева. Вот так вместо кукол и кукольной посуды пришлось покупать химический конструктор и набор лабораторной посуды. Стали осваивать приемы работы с колбами, пробирками и штативами. Учимся правильно составлять растворы: наливать кислоту в воду, или наоборот – воду в кислоту; как разводить или, наоборот, выпаривать порошок. А из разной величины и разного цвета молекул собираем модели самых различных веществ. Теперь к химическому конструктору прибавились оптический и электрический. Потихоньку осваиваем, как правильно держать пинцет, как пользоваться при пайке канифолью и как паять. Ведь без пайки не обойтись, если мечтаешь, а мы уже мечтаем, собрать простейший генератор, а потом и детекторный приемничек. И еще мы мечтаем собрать для нашей мамы-Наташи телеграфную приставку к телефону, которая позволит Наташе общаться с институтом, а из института с нами без специального переводчика, что потребует от всех нас знания азбуки Морзе.

– “Так-то оно так, – вспоминаю из украинского анекдота, – да кирпич-то як?”. Плохо ли, худо ли, в ныне действующей школе есть какая-никакая система обучения, пусть даже вовсе несовершенная. И вам ее из-за свидетельства об образовании все равно не избежать, не уйти от нее никуда.

– Скорее всего так, не избежать и не уйти. Однако я убежден – если ребенку предоставить побольше свободы, самостоятельности в сочетании с личной ответственностью, результаты обучения будут более эффективными при значительно меньших затратах времени и сил. Просто – систему коллективно-массовой подготовки мы заменяем системой самоподготовки, безусловно предполагающей, куда денешься, усвоение очерченной школьной программой суммы знаний, но при этом меняем акцент. Наша школа готовит тип массового ученика и человека, отвечающего на все вопросы только по учебнику, как и все другие.

Мы прежде всего воспитываем самостоятельно мыслящую личность, постепенно осознающую свои способности и реальные возможности, любящую самостоятельно учиться и трудиться через игру. И поскольку дочь получает психологическую целевую установку на максимум, но не обязательный и не обязывающий строго, а лишь на возможный, сдать экзамены экстерном для нее, уверен, не составит каких-то непреодолимых трудностей.

– Хильда ведь занимается еще и английским. Не слишком ли много всего этого сверх школьной программы? Космических перегрузок на психику ребенка не боитесь?

– С английским, как, впрочем, и со всеми другими занятиями, я ее не тороплю. Однако того небольшого запаса слов, который она запомнила, ей хватило, чтобы ответить на вопросы Ее величества королевы Великобритании Елизаветы Второй, позвонившей нам после просмотра кинофильма «Преобразователи», о жизни и деятельности группы слепоглухих, снятого «Би Би Си» в Советском Союзе. Причем, передав по просьбе королевы телефонную трубку дочери, перед тем Ее Величество разговаривала с Наташей, я ушел, дабы дочь чувствовала себя вполне самостоятельной. И вообще, если нам удастся реализовать принцип «охота пуще неволи», особых перегрузок не будет.

– Это если охота будет, а если охоты не будет?

– В том-то и суть, что охоту надо воспитывать. Чем в семье мы занимаемся постоянно.

– Значит, на первом месте воспитание, а учеба на втором?

– Пожалуй, так, но с плюсом: плюс самовоспитание и самообучение. Помните, программа школьного обучения изначально предполагает учебно-воспитательный процесс. То есть воспитанию отдельного ученика хотя бы и нотациями места и времени просто нет. Те же замечания и пуще того, нотации, что постоянно читаются одному-двум ученикам, героям класса, предполагают обязательную установку на всех, а все-то – разные, поэтому и эффект воздействия близок к нулю. В домашнем воспитании нотаций нет никаких. Вместо них – спокойный диалог с разбором и анализом ошибки или поступка, из уже происшедших или возможных последствий. Остается лишь добиться правильной самооценки. И тогда воспитание само собой превращается в самовоспитание, в ощущение личной ответственности за что-то сделанное или, наоборот, не сделанное прежде всего перед собой. Убежден, что в таких диалогах вырабатывается и совестливость по отношению к другим.

– А как складываются отношения между сестрами?

– Они любят друг друга и очень дружны. Дина, младшая, ходит в детский сад. А когда вечером она возвращается, девочки охотно играют в «учительницу». Учительницей по доброму согласию они бывают поочередно, но чаще младшая, она энергичнее по характеру. И Хильде приходится рассказывать своей «учительнице» обо всем, что она узнала за день. Впрочем, младшая больше интересуется животными и вышивкой.

Когда прощались, у меня с языка готовы были сорваться слова вроде «дерзайте!». Но я удержался, убрал эти лозунговые речения под язык. Ведь это так прекрасно, что есть необычная семья, где интересно живут обычные интересные люди, взрослые и дети.

Рассказать друзьям