Верить. Видеть. Жить, № 5. Разные судьбы, один Путь

Текстовая версия

Веронику Зеленскую многие знают как открытую, неугомонную, вечно окружённую людьми. У Романа Якименко — напротив, репутация человека тихого, молчаливого, даже, пожалуй, закрытого.

И всё-таки в жизни Романа и Вероники есть нечто общее.

Прежде всего, оба они — христиане. Ну а с недавнего времени — ещё и муж и жена.

Как же действует Бог в жизни таких непохожих друг на друга людей?

Как получается, что разные судьбы объединяет общий Путь?

Расспросим Романа и Веронику Якименко.

Прямой эфир 30 апреля 2020 года

Олег ШЕВКУН: Всем привет, друзья! «Верить. Видеть. Жить» на канале «Тифло.инфо». Олег Шевкун у микрофона. Подходите вы, я вижу, подходят наши зрители, слушатели и начинают нас приветствовать. Алия Нуруллина пишет: «Приветствую всех!». Привет, Алия, из Москвы в Санкт-Петербург! Сегодня мы продолжаем говорить с незрячими христианами, с теми незрячими людьми, для которых Бог и Слово Божие – это совсем не пустой звук. Говорим о том, как вера проявляется в практической жизни. Задаем те вопросы, которые у нас возникают. И вместе пытаемся найти ответы. Сегодня удивительная история, потому что один из двоих участников или одна участница этого эфира – человек, которого я знаю с 1986 года. Это несколько выдает мой возраст, вот. Но помню её ещё по школе. Такую маленькую-маленькую девочку, но очень целеустремленную. Человека, через которого я в свое время во многом услышал Евангелие. А второго участника я практически не знаю. Так что сегодня будем знакомиться вместе. Но они муж и жена. Это два разных человека, у них один путь при этом. Две разные судьбы, один путь. Что же я всё болтаю и болтаю? Семья – Роман и Вероника Якименко, друзья, привет и добро пожаловать в эфир!

Вероника ЯКИМЕНКО: Привет!

Роман ЯКИМЕНКО: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!

О. ШЕВКУН: Они и зрители. А вы что-то как-то…

В. ЯКИМЕНКО: А нас чудно воспринимать, наверное, когда сидишь дома в собственной кухне.

О. ШЕВКУН: Слушайте, а сейчас половина или даже бОльшая половина страны так работает. Они сидят в собственной кухне. Они вроде на работе, там у них совещание, ещё какие-то вещи. Вы ещё к этому не привыкли за месяц?

В. ЯКИМЕНКО: Нет.

О. ШЕВКУН: Трудно?

В. ЯКИМЕНКО: Непривычно просто!

Р. ЯКИМЕНКО: Поначалу, первые две недели, было не совсем привычно, всё-таки я себе привык каждый день куда-нибудь там выходить, гулять по улице, не знаю, на какие-то мероприятия ходить, а тут самоизоляция уже целый месяц. Но спустя две недели как-то стало привычней, что ли.

В. ЯКИМЕНКО: Наоборот.

Р. ЯКИМЕНКО: Новый образ жизни.

В. ЯКИМЕНКО: Да, хорошо.

Р. ЯКИМЕНКО: И не хочется из самоизоляции выходить.

О. ШЕВКУН: Говорят, что когда отвлекающих моментов меньше, общение с Богом получается лучше. Тогда сейчас вот, в это время, именно в этих условиях самоизоляции, такого общения должно быть больше? Поспорите?

В. ЯКИМЕНКО: Конечно, согласимся, потому что, ну, реально не урывками где-то там между работой или пока куда-то бежишь, можешь помолиться или по дороге открыть что-то из Библии почитать. А действительно можно выбрать время, спокойно посидеть вместе, почитать, поразмышлять. Потом у нас, например, в общении сейчас каждый вечер есть такая штука, как молитвенная комната. И все желающие, кто, допустим уже пришёл с работы, кто освободился, могут подключиться по зуму. Мы все вместе общаемся, разбираем какой-то псалом или отрывок из Евангелия. А потом уже молимся за насущные нужды, которые, к сожалению, есть и, наверное, их никогда не перестанет быть. То есть, это где-то больше времени индивидуального общения с Богом и группового.

О. ШЕВКУН: Ну, и, кстати, теперь нет отмазки – «ой, ребята, мне на эту встречу молитвенную, на церковную встречу так долго добираться, ну, так долго добираться! Я такой усталый, такой усталый, просто хочу приехать домой!». Вот эта отмазка больше не работает, вы осознали?

Р. ЯКИМЕНКО: Слава Богу, что она не работает!

В. ЯКИМЕНКО: И ещё у нас всегда были, в принципе, малые группы, да, в церкви. Но сейчас мы поняли, что мы очень многое упустили, то, что раньше не использовали эту возможность. Потому что каждый день кто-то всё равно приходил бы в такую молитвенную комнату-онлайн и общался, даже когда мы выходим на улицу.

О. ШЕВКУН: Тут идут сообщения. Алия Нуруллина замечает по поводу самоизоляции, опять это про то, что у всех у нас разные судьбы, разные ситуации. Алия пишет: «А кто-то, бывает, и в ванной сидит». Вот, да, когда самоизоляция, но когда дома много людей, а хочется…

В. ЯКИМЕНКО: Да, и такое есть.

О. ШЕВКУН: Ольга Конопатова пишет: «Привет семье Якименко!». Здравствуйте, Ольга!

В. ЯКИМЕНКО: И тебе, Ольга, привет!

Р. ЯКИМЕНКО: Привет, Ольга! Привет!

О. ШЕВКУН: Вы её знаете, да?

Р. ЯКИМЕНКО: Конечно.

В. ЯКИМЕНКО: Это наша коллега и подруга.

О. ШЕВКУН: Алия Нуруллина замечает: «Уходят одни отвлекающие моменты, но приходят другие. Тут проблема не в моментах, а в нас». Наверное, да, потому что всегда можно найти, вот как-то так. Вот.

Вы два очень разных человека. Я даже сейчас вижу по темпераменту, да, вот то, о чём мы говорили, о чём мы писали в нашем анонсе. Вероника такая, не знаю, может быть, более подвижная, более активная. Роман более спокойный. Два разных человека. Две разные судьбы. И при этом один Путь. При этом в жизни каждого из вас есть Бог. Я хотел бы, чтобы мы сейчас начали, пожалуй, с того, что ваши судьбы немножко проследили, чтобы мы увидели, насколько вы разные. А потом мы увидим, где вы приходите к этому единству, где Бог вас приводит к этому единству. Вероника родилась и выросла у верующих родителей в верующей семье. Ну, по крайней мере, верующая мама, верующая тётя. Как мне когда-то директор нашей школы сказал: «Ты не знаешь, она не просто верующая, она хуже, она баптистка! У неё там все баптисты вокруг!». А было такое ощущение в детстве, это ещё были более поздние советские годы, что ты не такая, как все?

В. ЯКИМЕНКО: Конечно. Это ещё с садика было. И мы даже поэтому решили с мамой, что, когда я пойду в школу, мы не будем нарочито говорить, что я из христианской семьи. Не потому, что мы этого стесняемся, чтобы просто не нарываться на конфликт и не провоцировать ситуацию. Мы просто не подумали, что слава, так сказать, обо мне пойдет вперед меня. Конечно, я всегда была белой вороной. Я к этому привыкла. И до тех пор, пока Советский Союз был, это так и было. То есть я хорошо помню моменты, когда ты стоишь перед линейкой, и тебе объясняют, что: «Тебе надо быть пионеркой. Давай мы скажем, что ты не смогла вступить в пионеры, потому что ты болела». И я всей линейке объясняю: «То есть, вы хотите сказать, что врать – это хорошо? Вы хотите, чтобы я врала ради того, чтобы у школы были показатели хорошие?»

О. ШЕВКУН: «Разве пионеры врут», да?

В. ЯКИМЕНКО: Да, да, да. «Разве могут пионеры служить Богу и при этом быть пионерами?». Ну, это же как-то нехорошо.

О. ШЕВКУН: Вероника, у тебя обрезается правая сторона лица, если можно, просто поближе к Роману.

В. ЯКИМЕНКО: Сейчас подвинусь.

О. ШЕВКУН: Вот. Вот теперь идеально. А как ты думаешь, вот понимая то, что происходит сейчас… А сейчас ведь опять христиане сталкиваются с вызовами, но с другими. Мы, ну, после девяностых годов, когда мы как бы – «ой, модно быть христианином, ой, модно ходить в церковь» и так далее, оказывается, что сейчас мы тоже в общем-то не совсем в тренде. Может ли чем-то быть полезен тот опыт противостояния и опыт стояния на истине, который был у христиан советских времен? Или это всё-таки другая история?

В. ЯКИМЕНКО: Наверное, это отчасти другая история. Любой опыт может быть полезен, если его рассматривать как опыт. А если это откинуть либо поднять как флаг, и кичиться: «Ах, я такой крутой, или ах, бедный я, несчастный!». Ну, в общем, поднять, как флаг, и с какой-то стороны использовать для своей выгоды, конечно, не будет полезным. Но в принципе любой опыт, который нам даёт Бог, он полезен. Здесь не вопрос противостояния, здесь вопрос понимания, во что я верю и на какой платформе я стою. По большому счёту, ну, вот среди моих друзей достаточно много христиан из разных конфессий, и если это люди, которые любят Бога и любят слово Божье, то, наверное, до различий конфессиональных никогда и речи-то не доходит. Потому что это настолько вторично, третично или я даже не знаю где. Это действительно неважно.

О. ШЕВКУН: Дядя Эдик LIVE всех нас приветствует. Да, вот Дядя Эдик LIVE, привет и вам! Денис Прокопьев приветствует: «Добрый вечер всем вам из Новосибирской области! Приятно вас видеть и слышать! Каждый стрим о вере христиан разных деноминаций всегда интересно послушать!» – пишет нам Денис Прокофьев из Новосибирской области. Слушайте.

В. ЯКИМЕНКО: Да, согласна.

О. ШЕВКУН: Тут вопрос на самом деле и к Веронике, и к Роману. Вероника сейчас сказала интересную вещь: «Когда ты стоишь на каком-то основании, когда ты стоишь вот на твердом основании своей веры…». А у меня иногда ощущение, что христиане, даже христиане, убежденные христиане зачастую стоят не на основании, а на киселе каком-то. То есть, ну, вот во что я верю, ну, я не знаю. Чё в церкви скажут, в то я и верю. Или даже интереснее. Что мне больше нравится, в то я и верю. То есть, у меня ощущение, что это основание для многих из нас размывается. Есть ли у вас такое ощущение? Или я одинок в этом? И что по этому поводу делать, если так и происходит? То есть, да, «он христианин, но он не просто вот не может произнести, не может артикулировать, не может сказать, во что он верит, но он и сам имеет об этом весьма слабое представление». Роман, Вероника?

В. ЯКИМЕНКО: Да, мы тут совещаемся, кто это, кто рассказывать будет. Конечно, конечно, к сожалению, это есть, наверное. Это особенности такого постмодернистского существования нашего, когда нету ориентиров, нет авторитетов, когда сам себе авторитетом может быть каждый, либо выбрать себе кого или что угодно. Завтра и сам себе Бога может выбрать, да, после того времени, когда Бог умер. Спасибо, в общем.

О. ШЕВКУН: Ты про Ницше?

В. ЯКИМЕНКО: Да. Да. Да. И, действительно, весь двадцатый век, он нас к этому подводил. Но мне кажется, что глубокий человек, ищущий Бога, он находит ответ на вопрос, во что он верит, почему, для чего, как он живёт, для чего он живёт. А если человек такой, «захожанин», простите, в церковь или в любое, да, наверное, в любое религиозное заведение любой религии, если он «захожанин», то он просто, как ветер, проносится, этот человек, который живет без корней, и которого носит ветром. Таких людей, к сожалению, сейчас очень много. И даже среди христиан, которые, казалось бы, имеют пытливый ум и пытливое сердце, и стараются как-то найти себя в жизни, всё равно какой-то легковесности, даже в восприятии Бога больше, чем это было, не знаю, там, 10-15 лет назад.

О. ШЕВКУН: Но ведь вам могут сказать: «А зачем это надо? Зачем и почему вообще важно иметь возможность сформулировать, озвучить, во что я верю? Ну, вот, я верю и всё. Вообще вера – это такая вещь, которая словами не озвучивается. Она мне дает удовлетворение в жизни, оно мне дает такой тёплое милое чувство, и не трогайте меня, не пытайтесь меня заставить вот это чувство как-то словами выразить! Всё словами не выражается».

В. ЯКИМЕНКО: Но ведь до тех пор, пока я не смогу объяснить кто я, я и сама не пойму кто я. Верно? И то же самое с верой. Или, когда мы строим дом, то нам очень важно, что будет в основании, фундаменте этого дома. Да, мы потом никогда не увидим этого фундамента, его заложат там, закопают. Будет стоять дом. И что там в фундаменте – никто не знает, кроме тех, кто его проектировал и строил. Но ведь нам важно понимать, что там всё правильно сделано и что материалы нормальные. Иначе нам придётся всё приподнимать, делать двойную работу, чтобы потом это всё подлатать и привести в порядок. И здесь то же самое. Если я верю во что-нибудь, но это, действительно, как ветер, да, вот подул – и все. Был, там, дождь. Вот, ну, как знаменитая притча о двух домах, да, что вот, пожалуйста, один дом на песке построен, второй на камне. Наверняка строили из хороших материалов, только один быстро построили, ну, на песке-то легче. А другой парился, наверняка, дольше, потому что, пока ты там в этот камень углубишь фундамент, пока ты его там укрепишь, это ж сколько нужно сил, и в том числе и материальных затрат вложить, да? А результат налицо.

Р. ЯКИМЕНКО: Дом на песке, ты быстро построил его, кое-как, тяп-ляп. И ветер подул, и всё разрушилось в одночасье. А каменный дом ты строишь так по крупицам, по камешку. Там закладываешь сначала фундамент, потом стены, потом крышу. Но потом этот дом потом будет крепкий. И основание у него крепкое.

В. ЯКИМЕНКО: Так же и с верой, потому что, если я не понимаю, во что я верю, то во что я тогда верю-то? Все верят – и я верю? «Все побежали – и я побежал»?

О. ШЕВКУН: Ну, да, вера не исчерпывается только неким тёплым и милым чувством таким, чувством самоудовлетворения. Это все-таки не про веру тогда, это про что-то другое.

В. ЯКИМЕНКО: Значит, я зарплату получила, это тоже такое очень теплое, милое чувство. И дальше что?

Р. ЯКИМЕНКО: Особенно сейчас.

О. ШЕВКУН: Зарплата при этом должна быть конкретной. Вот конкретная сумма на конкретную карту. Да, вот, иначе…

В. ЯКИМЕНКО: Да, если бы мне сказали, что придет зарплата… Ну, классно, а какая зарплата? То есть, да, пока я, опять-таки, не знаю, как это будет всё, я не пойду на эту работу. И вот здесь то же самое. Как так, как так верить в «то, не знаю во что»? На всякий случай что ли?

Р. ЯКИМЕНКО: Не, ну, зарплата-то обговаривается изначально с работодателем.

В. ЯКИМЕНКО: Ну, не всегда.

О. ШЕВКУН: Так и с верой. То есть, есть определенное фактическое основание нашей веры. Есть то, что пишет, например, апостол Павел в Послании, в первом Послании к Коринфянам, да, вот в том, что он принял и что и вам передал. И дальше совершенно конкретные вещи о там, что сделал Христос, о Его смерти, о Его воскресении. И тогда уже на этом всём строится вера. Иначе, действительно, она получается, как дом на песке. И источник этой информации у нас один – библейский источник, да, вот дом на песке и дом на камне. Это Нагорная проповедь, Евангелие от Матфея. Другой, если вам сейчас не хочется открывать Библию, откройте тогда сказку про трёх поросят. Вот в детстве все мы читали. Ну, там ровно то же самое написано. То же самое.

В. ЯКИМЕНКО: Хорошо пересказанный тот же самый библейский пример.

О. ШЕВКУН: Абсолютно. А мы сейчас подойдём к Роману, но сначала я задам вопрос, который написала в чате Алия. И вопрос очень, очень хороший. «Вы сказали про то, что твоя вера пришла из семьи. Но, есть еще один очень важный шаг…» Кстати, Роман, готовься, потому что я тебя об этом тоже обязательно спрошу, хотя вопрос адресован к Веронике, ну, пока к Веронике. «Вероника, –пишет Алия, – а когда Вы поняли, в каком возрасте, что Вы верите? И когда Ваша вера стала Вашей, а не привитой родителями?».

В. ЯКИМЕНКО: Да, Алия, спасибо за вопрос. Ну, у меня до сих пор непростой, потому что для меня это всё-таки многоэтапный такой путь. А я уже в совершенно маленьком возрасте, там, в возрасте трех с половиной-четырех лет знала, что Бог есть, и что Он спасает. И это был мой опыт. Ну, окончательно, наверное, приняла решение, что я пойду за Богом, что я хочу быть с Богом, когда мне было восемь лет. Когда я поняла, что не нужно играться, там, заигрывать, так сказать, с миром. Когда я поняла, что быть октябрёнком и быть верующим человеком – это несопоставимые вещи. И тогда я для себя приняла это решение. Наверное, всё-таки раньше это было, да, ну, вот осознанно решить, что я пойду за Богом, я рискнула в восемь лет. Хотя потом были моменты, когда я пыталась спорить с Богом, пыталась как-то жить по-своему. За что я лично очень благодарна маме: она меня в своё время провела по всем христианским церквям разных конфессий. Сказала – вырастешь, выберешь там, где понятней Бог тебе. Потому что, ну, триединый Бог – он везде Триедин. Главное, чтобы ты не ушла от Бога, а в какой конфессии, я приму. И я ей, действительно, за это очень благодарна, потому что у меня не было вот этого сковывающего меча что ли, дамоклового, что вот, ну, «шаг вправо, шаг влево – расстрел». Вот. Я себя чувствовала достаточно свободно. Я просто искала то место, где мне будет понятно, как люди изучают Писание, и кто такой Бог. В своё время православие меня как раз оттолкнуло…

О. ШЕВКУН: У нас выпал звук, Вероника, наверное, судя по тому, что я вижу на экране.

В. ЯКИМЕНКО: Простите. Это попытался телефон позвонить, я трубку взяла.

О. ШЕВКУН: Да, ты сказала о том, что…

В. ЯКИМЕНКО: В православии вот тогда не было ничего такого, что было бы на русском языке для меня понятно. И рядом с нами был православный храм, но у меня перед глазами был просто жуткий пример человека, который кричал, что православный, что любит Бога, но вел себя абсолютно похабно по отношению к моей маме, в частности, ну, и ко мне в том числе. И я сказала, что такой христианкой я быть не хочу. Наверное, это потому, что человек не понимает, во что верит. Я буду точно в той церкви, где слово Божье изучается на понятном мне языке.

О. ШЕВКУН: Вероника, ты как-то через это перешагнула в том смысле, что ты общаешься сейчас с православными христианами и находишь братьев и сестёр также в православной церкви, то есть…

В. ЯКИМЕНКО: Я не нашла ни одного слова в Библии, которое бы говорило о конфессиональности. Я вижу о том, что есть дети Божии, и не дети Божии. Все, точка. И я рада, что, действительно, все те заборы, которые построили люди, устроив конфессии, они не дорастают до небес. Поэтому ничего страшного.

О. ШЕВКУН: Как ты думаешь, вот сложный вопрос тебе задам, я всё собираюсь к Роману перейти, но Роман пока может собраться с силами, потому что вот тут я не могу об этом не спросить. Вот я понимаю, что ты не могла заглянуть в сердце и мысли своей мамы, но когда тебе было лет 14, 15, 16, 17, были ли моменты, когда маме могло стать страшно за твою духовную жизнь? И если, да, то насколько ты видела, как она эти моменты преодолевала?

В. ЯКИМЕНКО: Маме было страшно за мою духовную жизнь. И изначально это был неправильный страх, и меня это огорчало, обижало, потому что у нас с ней были достаточно дружеские отношения. И когда она меня ревновала там, где не нужно было ревновать, для меня это было непонятным. И в какой-то момент вот эта дружба, она стала какой-то нездоровой, настолько нездоровой, что я назло маме… Ну, из серии, знаете, «назло маме отморожу уши». Вот я так же – «назло маме, сделаю больно Богу». Вот. То есть, я заигрывала конкретно с миром. Я стала, простите, курить, зная, что это разрушает моё тело. Я довольно крепко стала выпивать. Именно вот, наверное, хотелось что-то попробовать новое, но в большей степени, с одной стороны, «пусть мама не знает», а с другой стороны, в духе – «она это будет знать, ей будет больно». Меня даже не беспокоило, как она это переживает. Меня беспокоило, как меня Бог терпит. То есть это я сама себе устроила такую духовно-моральную драму, с которой несколько лет билась. И последствия долго были. Ну, то есть, отрываться от этого было реально тяжело. И я в этом смысле огорчена, что я всё-таки не нашла тогда в себе силы или не нашла того человека, который бы мне помог этого не совершать. Потому что, конечно, последствия были обратимые, но неприятно очень. Горечь остаётся. Когда ты берешь сигарету…

О. ШЕВКУН: А, извини, просто посадить тебя в то время под замок было не выходом?

В. ЯКИМЕНКО: Это было нереально, потому что я училась в интернате. И в то же время я настолько перестала рваться домой, что я оформила себе документы так, что я возвращалась в школу в воскресенье. То есть, я приходила домой, я выгуливала собак, я варила им еду на неделю. То есть, я всё, что могла делать по дому, делала, чтобы только эта страшная женщина, мама, от меня отстала. Чтобы у неё ко мне не было никаких претензий. И я реально там, как Золушка, упахивалась за эту субботу. А в воскресенье рано утром я уезжала на подготовительные курсы и потом в школу и там уже дальше готовилась к урокам. То есть, последний год моей учебой в интернате, последний год жизни мамы… О том я тогда не знала, что это будет последний год жизни. Это был очень эмоциональный и духовно тяжелый период в нашей совместной жизни.

О. ШЕВКУН: Как думаешь, переоценка была именно по этой причине?

В. ЯКИМЕНКО: Нет. Это был очень жёсткий пинок от Бога, когда мамы не стало. Но переоценка пришла позже. Она, наверное, шла постепенно, потому что всего навалилось слишком много и я просто была не в состоянии все сразу оценить. Это, ну, то есть, свалилась я в яму духовную очень быстро, буквально там за пару-тройку недель. А выбиралась оттуда, наверное, лет пять по большому счету.

О. ШЕВКУН: Я обращаюсь к нашему чату. И здесь пишет Зинаида Дюднева: «Приветствую вас, мои родные. Радуюсь, видя вас. Расскажи, как Бог через маму и тетю, Бог коснулся меня. Они были истинные верующие». Зинаида Дюднева – это Омск. Я не знаю, что с этим вопросом делать. Я его просто читаю. Будете рассказывать?

В. ЯКИМЕНКО: Я могу рассказать буквально. Ну, постараюсь быстро, потому что это, действительно, удивительная для нас история. Когда мои мама и тётя обратились к Богу, то они решили поделиться этой вестью со всеми своими одноклассниками, несмотря на то, что тогда ещё был Советский Союз. Ну и в принципе многие имели право им крутить у виска. И кто-то в принципе так и делать. Кто-то удивлялся. В общем, со всеми своими знакомыми они постарались поделиться. И вот они приехали в Омск к своим друзьям. Перед ними самолет улетел, а их рейс отложили: сначала на 40 минут, потом ещё на сколько-то. И, в общем, они просидели в аэропорту трое суток почти. Уже все посдавали билеты, остались только мои мама и тетя. Потому что меня оставили с бабушкой, ну, и возвращаться домой так просто было сложно. Это нужно было бы слишком много объяснений, и, в общем, всё было слишком непросто. И они предложили, подошли как раз к Зинаиде с ее мужем, и говорят: «Слушайте, мы смотрим, что вы тоже сидите, ждёте. А мы вот инвалиды по зрению, мы поедем, будем брать билеты за полцены. Давайте все вместе возьмем билеты в одно купе, и вы с нами как сопровождающие поедете. Тогда еще была такая опция, что с октября по май можно было ездить за полцены инвалидам первой группы, в том числе и сопровождению. И второй группе просто так. И, в общем, Зина с мужем удивились, что какие-то чужие люди, то ли ангелы, то ли чудики…

О. ШЕВКУН: Баптисты, в общем…

В. ЯКИМЕНКО: Пригласили. И пока они ехали в поезде, разговорились, общались. Ну, там всё-таки с двое с половиной суток ехать или ещё какое-то время, и они непосредственно общались. И с тех пор, собственно, стали дружить. За эту семью мы молились, как-то старались общаться, поддерживать всевозможные отношения, но никакого интереса к Богу не было. Вот просто молились. Зина осталось одна, в общем-то, стала вдовой. И переехала из города, из районного центра вне Омска, в Омск. Там нашла работу. Дети с ней уже постепенно тоже туда перебрались. То есть, жизнь вроде бы как налаживалась. А Бог всё по-прежнему улучшил и Бог всё повернул так, что она позвонила Наде – тёте моей, и, собственно, рассказывает про свою жизнь, про ситуацию. Она ей сказала: «Зина, что бы там ни было – ползи в церковь. Как бы ни было, вот не можешь идти – ползи. А не можешь ползти, ляг по направлению к церкви – молись». И, в общем, Зина поползла в церковь. И сейчас, слава Богу, это сестра в Господе. Но прошло с момента знакомства до момента, пока Зина доползла до церкви, 25 лет, насколько я помню. Я помню вот эту радость, когда мы действительно вместе с Зиной радовались, что она покаялась, что приняла крещение. Это абсолютно осознанный шаг. И, Зинулька, я очень рада тебя слышать!

О. ШЕВКУН: Тут интересные комментарии пошли. Павел Павлов пишет: «Нельзя судить о православии только по одному человеку! Думаю, что точно так же вас оттолкнул бы баптизм, если бы столкнулись с плохим человеком». Я думаю, Павел, Вероника об этом уже сказала, собственно говоря, что было детское впечатление, потом, скажем так, решился вопрос о конфессиональной принадлежности. Но, всё же, как в твоём случае, как в твоей жизни, с чего в твоей жизни начали для тебя лично рушиться межконфессиональные границы? Потому что есть немало баптистов, которые через эти границы не переступают. Есть немало православных, которые не переступают. Вот как, как это работало? Как произошло, происходило разрушение границ?

В. ЯКИМЕНКО: Ну, насколько я помню, ещё с девяностых годов начиная, у нас достаточно многоконфессиональные товарищи, разные конфессиональные товарищи приезжали на территории бывшего Советского Союза, чтобы помогать, в том числе и материально, и в социальном служении. Это были мои первые шаги, когда я знакомилась с людьми из разных конфессий. Я, наверное, сильно не вникала в межконфессиональную разницу. А потом у меня было несколько неприятных встреч с моими бывшими друзьями, с кем мы перестали общаться. Я уверена, что они глубоко верующие люди, и я буду рада встрече на небесах, но сейчас мы не общаемся, потому что для них конфессиональная какая-то принадлежность оказалась важнее, чем просто человеческие взаимоотношения. Например, одна из них, будучи, ну, выросла в семье баптистов, а потом ушла в пятидесятническую церковь. Это было настолько жестко, что я поняла для себя, что я так не хочу. Если я с чем-то не согласна, я лучше не буду об этом спорить. Потому что, по большому счёту, главное, во что мы верим, да, что Иисус Христос, Бог и сын Божий, который за нас умер, Он победил смерть вместо нас, воскрес. Благодаря этому у нас есть надежда на спасение. Бог нам оставил слово Своё, в котором Он нас учит, собственно, как проходить эту жизнь день за днем, шаг за шагом. Чего ещё делить? Пусть делят те, кому это нужно. Мне это не нужно. И плюс, я когда училась в университете, в это же время попала, в Москве открылся филиал Индуктивного института. Это было институт межконфессиональный. Туда приходили люди абсолютно различных конфессий, которые просто хотели научиться самостоятельно изучать Библию. И это мне тоже помогло видеть, что когда люди изучают то, что их объединяет, а не то, что их различает, то проще общаться. Ты действительно просто смотришь на человека, на его сердце, на то, как он любит Творца и Спасителя. Дальше потом вот мы, собственно, сделали программу летних лагерей, теперь мы их переименовали в слёты из-за изменившегося законодательства, где мы преподаем английский. И команды у нас тоже абсолютно межконфессиональные. Я работала несколько лет с компанией христианских психологов из разных конфессий. Мы работали с людьми, страдающими алкоголизмом, и с их родственниками. А затем просто это уже были и алкоголики, наркоманы, игроманы и созависимые люди. И я преподавала в школе социального служения при этой организации, как раз, центр Scania. Когда люди любят и хотят служить вместе и побеждать какие-то социальные проблемы, которые вызовы, которые нам сейчас здесь Бог позволил убеждать, то люди смотрят, действительно, не на то, что разделяет, а на то, что объединяет. Это, наверное, такой процесс всей жизни. Я не буду говорить другому, что не нужно смотреть на конфессиональную принадлежность, или там, что это неважно. Это просто моя жизнь, всё. Сейчас, кстати, по работе я очень тесно сотрудничаю с православным храмом. И я очень благодарна Богу за это. И просто замечательный батюшка, который нас окормляет. Мы друг за друга молимся.

О. ШЕВКУН: Сейчас у нас Роман встанет, сейчас у нас Роман встанет и убежит. Он тут уже чайку попил, а мы всё ни о чём его не спрашиваем. У меня сейчас, я разрываюсь… Что, ещё раз?

Р. ЯКИМЕНКО: Недавно к Веронике на работу приходил отец Алексей. Он рассказывал, мы с ним очень хорошо общаемся. И ещё по поводу православия. У нас очень много знакомых православных, с которыми у нас прекрасные отношения. Иногда мы с ними и молимся, общаемся, созидаем друг друга.

О. ШЕВКУН: Вытянуть из секты они вас не пытаются?

В. ЯКИМЕНКО:А чё вытягивать, спасать мир надо, а нас зачем вытягивать друг другу?

О. ШЕВКУН: Аминь, аминь. Роман, вот Вероника родилась в верующей семье. Насколько я знаю, ты, в общем, родился не в верующей, но в какой-то момент, когда ты еще был ребенком, твои родители пришли к вере. Можно немножко вот о том, как и в чём ты рос? То есть, отношения с Богом, отношений с верой в твоей семье?

Р. ЯКИМЕНКО: Я рос в любви, в заботе, в понимании. Как бы у меня родители даже до того, как принять христианство, заботились обо мне очень, много души в меня вложили. Как бы пришли они в девяносто четвёртом году. Но, мне мама, помню по рассказам, она рассказывала, что как-то еще до принятия христианства, ну, она как-то уже начинала в подсознании понимать, что Бог есть, как бы искала Бога точно. Ну, вот это покаяние произошло в 94 году. И как бы я веру, можно сказать, почти с молоком матери впитал.

О. ШЕВКУН: То есть, ты не помнишь того времени, когда ты жил в семье неверующих родителей?

Р. ЯКИМЕНКО: Когда в семье неверующих? Два года мне было. Год, два, я не помню, честно. Я помню уже верующую свою жизнь, где-то лет с четырёх, с пяти.

О. ШЕВКУН: Вероника, не убегай, пожалуйста, из камеры.

Р. ЯКИМЕНКО: Помню, как я в церковь ходил, помню, какие служения в церкви нёс. Взлеты, падения свои помню.

О. ШЕВКУН: Вот смотри, Вероника рассказывала о том, что её наставили в вере, воспитали в вере, но в подростковом периоде было такое желание что-то кому-то доказать. Но зачастую мы не очень понимаем, что кому доказываем. Вот у тебя это как? Ты прошел через эти бурные воды? Или они в твоей жизни были? Были ли сомнения? Я переадресую тебе вопрос Алии: «Когда вера твоих родителей стала твоей верой?».

Р. ЯКИМЕНКО: Конечно, верующими родителями воспитывался. Как бы не скажу, что мне это навязывали, но мне прививали веру. Ну, если честно, как бы, всё равно такие сомнения были – есть ли Бог или нет? Но я как бы понимал, что я никогда Бога не оставлю. Что даже всегда буду Его искать. Ну, укрепился я, наверное, окончательно уже в вере, наверное, в таком, подростковом возрасте. Где-то, это, наверное, вот где-то до принятия крещения, наверное, за год может быть, за два.

В. ЯКИМЕНКО: Сколько это? 15, 17 лет?

Р. ЯКИМЕНКО: Это уже в 18 лет я как бы все сомнения отбросил, ну, начал отбрасывать, которые были в моей голове. Ну, как бы я понимал, что эти сомнения, ну, они до хорошего не доведут. Дьявол, он не дремлет, сомневающимся как раз специально такие мысли и посылает. Поэтому я твердо для себя решил, что я буду следовать за Богом. Ещё когда в слове пребываешь, как бы Писание исследуешь, это очень сильно помогает в борьбе с этими мыслями. И мыслей потом как бы не возникало больше. Ну, вообще процесс поиска Бога был на протяжении жизни. С одной стороны, ты понимаешь, что Он как бы, ну, я понимал в детстве, что Он есть как бы. И сам служение нес. А с другой стороны, были и неверующие друзья.

О. ШЕВКУН: Ну, вот смотри. Я немножко перебью. Вот ты подросток 17-18 лет. Ты учился в специализированной школе, или это была обычная?

Р. ЯКИМЕНКО: В специализированной школе.

О. ШЕВКУН: Вот. И там достаточно такая узкая среда. То есть, там все всё про всех знают. И ты приходишь к вере, ты становишься христианином. Тебя считали чудиком? Или всё-таки это было…

Р. ЯКИМЕНКО: Нет, уже Советского Союза тогда не было. Меня почему-то всё, еще такой забавный факт расскажу. Ну, во-первых, у нас в школе было много мусульман. У нас христиан вообще не было. Я когда был в первом классе, во втором, о Боге рассказывал. Но меня чудиком не называли. Ну, наверное, где-то уважали выбор. Ну, то, что мои родители, что я тоже в церковь хожу, старшеклассники точно знали. И много спрашивали – как там, в церковь ходишь, как там дела у родителей? Всё знали. У нас как бы было такое движение церковное, такой христианский клуб. «Авана» назывался. Я не помню, почему так назвали. Ну, это как бы в этом клубе приходили служители, как раз снимали помещение на базе нашей школы, спортзал школы по воскресеньям. И задача была как бы детей туда привести и рассказать им о Боге. Ну, и как бы рассказывал своим одноклассникам, что наша церковь по воскресеньям в спортзале нашей школы снимает у нас спортзал и мы проводим клуб. Хотите, приходите, о Боге послушайте. Меня чудиком не называли.

О. ШЕВКУН: Здорово, потому что, действительно, это другая история, другое время, другое отношение. Вероника я сейчас на минутку всё-таки к тебе вернусь, потому что, ну, потому что здесь был сложный вопрос. А вопрос от Алии опять. И Алия пишет: «Удалось ли хотя бы в последний год жизни мамы восстановить с ней отношения?». То есть, из того, что ты рассказывала, получается, что отношения были достаточно напряженными. И я понимаю, что вопрос не просто об этой конкретной истории, а вопрос в принципе о том, что вот есть близкие для нас люди. И по нашей вине, зачастую по нашей вине наступает напряженность во взаимоотношениях. И далеко не всегда эти отношения успеваешь исправить. А если не успел исправить, то что по этому поводу делать? Так вот в твоей истории я понимаю, что ты занималась и душепопечительством, и консультированием, вот это переживание, да, «вот если бы мы сделали так-то, если бы я поступила так-то, отношения были бы другими совсем»… То есть, мне хочется не только услышать ответ на вопрос по поводу твоей жизни, но и на более широкий вопрос, который за этим стоит: «А вот как, как не обвинять себя, если где-то чего-то не успел?» Сложный. Ну, извини. Но нет здесь простых вопросов.

В. ЯКИМЕНКО: Нет-нет, а что такого? Хороший вопрос. На самом деле очень много же есть различных технологий и методик помощи, работы над вот этим самообвинением. Это токсичное чувство вины, которое просто отравляет всю жизнь, оно, действительно, мешает просто радоваться жизни, дышать полной грудью, прославлять Бога, там, не знаю, позволять себе какие-то маленькие глупости, шалости, которые просто раскрашивают жизнь, делают ее не пресной, а настоящей, насыщенной. И вот это токсическое чувство вины – это, наверное, то, что пришло в жизнь человека с грехом. И если я доверяю Богу, то Он абсолютно снимает всякий грех, даже если я что-то не успела. Ну, то есть как? Я бы сказала так. В моей жизни многое изменилось уже после того, как мама ушла в вечность. Какие-то вещи, да, я успела с ней проговорить. Бог так усмотрел. Буквально за несколько месяцев до ее гибели. Мы говорили о многом. Но при этом я искала вариант, чтобы съехать в общежитие, когда пойду учиться в институт, чтобы не делить одну кухню вместе, потому что я понимала, что мне с ней тяжело. А Бог решил этот вопрос совершенно по-другому. Просто потрясающе. Мне было очень тяжело, ну, особенно вот в этот первый год, да. Ну, а потом я поняла вот что. Шрамы остаются. То есть, вот как та история, да, когда вбиваешь, вбиваешь, вбиваешь гвозди, а потом ты их достаёшь. Когда прощаешь, за каждую обиду, за каждую сделанную обиду ты вбиваешь гвоздь в забор. Потом ты эти гвозди достаёшь, когда прощаешь. Даже можешь замазать, зашпаклевать, но всё равно вот этот след останется. Другое дело, что ты с ним будешь делать? Ты будешь постоянно с ним ходить и ковырять его, чтобы посмотреть – а вдруг заросло, а вдруг, может быть, какое-то чудо произошло? Или ты просто зашпаклевал, оставил и понял, что «так я больше делать не буду»? Сам не смогу. Господи, помоги мне так больше не делать! И всё. То есть, есть какие-то вещи, наверное, которые просто приходится уже переживать после того, как близкие ушли, самому. Я иногда продумывала, писала письма, как бы я хотела поговорить с мамой. Я ничего с этими письмами не делала, никаких магических там, никаких действий…

О. ШЕВКУН: Это была работа для тебя. Это Божья работа для тебя.

В. ЯКИМЕНКО: Да, да. Я уверена, что для человека, который ушел в вечность, это уже не имеет значения. Если человек с Богом, то он радуется, что ты на земле освобождаешься. Потому что мы читаем в Писании, да, «то, что развяжете на Земле, будет развязано и на небе. И то, что свяжете, будет и там связано». Поэтому это наша задача здесь, на земле, решать земные дела. А тот, кто уже ушёл в вечность, с ним уже нету связи никакой. Я уверена, что там эти вопросы, они уже не имеют значения никакого. Ну, представляете, если человек, которого я наобижала на всю жизнь, он сейчас перед лицом Господа. Неужели ему есть дело до той боли, которую какая-то девочка, будучи в грешном теле, наносила там на земле? Это настолько, мне кажется, вторично, настолько не имеет значения. Это абсолютно разные плоскости восприятия жизни. Поэтому, да, те раны, которые мы наносим другим, это вопрос того, как я позволяю Богу работать в моей жизни, насколько я принимаю Его прощение. Потому что, если Бог говорит, что он бросает за хребет, при этом Бог, распятый на кресте, Он физически не может посмотреть туда назад, поэтому Он говорит: «Я не вспомню больше». А мы возвращаемся, простите, как просто «на свою блевотину».

О. ШЕВКУН: Это библейское выражение.

В. ЯКИМЕНКО: Это слова из Писания. Есть такое выражение, слова из Священного Писания. Поэтому это нам свойственно, людям, туда возвращаться. А Бог говорит: «Я дал свободу».

О. ШЕВКУН: Кстати, библейское выражение стоит и в основе названия библейской вот этой группы, библейской программы детских библейских клубов «Авана», про который говорил Роман. Чтобы уже ответить на этот вопрос. Роман, он упомянул эти клубы. Это клубы, которые зародились в Соединённых Штатах Америки, потом стали популярны во всем мире. Но, действительно, многие за пределами Соединенных Штатов не знают, почему эти клубы так называются. Ну, «Авана» и «Авана». Дело в том, что у «Аваны» есть нечто общее с ВОС – Всероссийским обществом слепых – в том плане, что и то, и другое – аббревиатура. Только ВОС – русская, «Авана» – английская (Awana). «Авана» происходит от фразы “Approved Workmen Are Not Ashamed”. Она сама по себе, эта фраза взята из библейского стиха. Это Второе Послание Тимофею, вторая глава, 15-й стих: «Постарайся представить себя Богу достойным, делателем неукоризненным, верно преподающим слово истины». Вот как раз достойно, верно. Не укоризненным, верно преподающим слово истины. Это как раз та цель, которую клубы «Авана» и стремятся достичь.

Р. ЯКИМЕНКО: В этом клубе я первый раз наизусть выучил Иоанна 3:16.

О. ШЕВКУН: Ну, вот. Вот про это. Я думаю, что и Второе Тимофею 2:15 либо выучил, либо мог выучить. А интересное здесь в чате, дело в том, что, слушая вас, люди начинают рассказывать о том, что происходило и происходит в их сердце. Пишет Ксения Блэйк: «Мне было сложно в школе говорить о боге, возможно, потому что слова не было дадено свыше. И четкого понимания веры не было. Но четкое присутствие бога всё же останавливало меня от грехов». Тут вот это очень важная вещь – присутствие Бога, которое останавливает. И присутствие Бога, которое ведёт, может быть, в другую сторону. И это приводит меня к следующему вопросу к Роману, Веронике. Бывали ли ситуации, по поводу которых вы собирались пойти в одну сторону, сделать одну вещь, но Бог вам показывал – не-не-не, надо по-другому, вот действительно надо по-другому? А вы поначалу не готовы были с этим согласиться. Типа, «ну, Господи, ну, я же хочу так!». Почему ты передо мной вот эти двери закрываешь, а те открываешь? Было ли так на вашем жизненном пути, что вам приходилось спорить с Богом? Ну или даже не «приходилось», а вы начинали спорить с Богом, а потом понимали, что Бог то всё-таки прав?

В. ЯКИМЕНКО: К сожалению, не один раз.

О. ШЕВКУН: Я тебя немножко знаю, поэтому и задал этот вопрос.

В. ЯКИМЕНКО: Наверное, самое яркое, когда меня пригласили потрудиться в христианском лагере с преподаванием английского языка. И пригласили преподавать английский. И особенность этого проекта в том, что все служители хотя бы небольшую какую-то денежку за себя тоже платят, потому что у нас нету спонсоров, и мы на полной самоокупаемости. Чтобы иметь возможность всех принять соответственно, мы себя оплачиваем. Всё равно я бы покупала, как минимум, продукты живя дома, правильно, в это время.

О. ШЕВКУН: Ну да.

В. ЯКИМЕНКО: Так вот. Я стала искать различные варианты, что у меня нет денег, что у меня не получится там с учёбой, что что-то ещё, что меня не отпустят с работы. В общем, все отмазы как-то не прокатывали, я всё-таки нашла каких-то денег. И в последний момент нужно было очень их пожертвовать другому человеку, я их отдала и с облегчением подумала – «двух зайцев убила». Тут для Господа послужила я, значит. Там сказала, пришла и радостно сказала: «Извините, а вот денег у меня нет». Мне сказали: «Нет, ну, ладно, значит будем искать, будем молиться». Через день, что ли, мне позвонили и сказали: «Мы для тебя нашли денег». Я встала на колени и просто расплакалась, говорю: «Господи, прости, я не умею преподавать этот английский! Я его не настолько знаю. Но если Ты хочешь, что Ты меня используешь…» И это было для меня потрясающим.

О. ШЕВКУН: Ааа, я просто не сразу понял. То есть, ты пыталась отмазаться от этого преподавания английского языка?

В. ЯКИМЕНКО: Да! Я искала все возможные пути, чтобы только туда не поехать. Вот. Потому что я ещё тогда не окончательно разобралась со всеми последствиями своего официального окунания в грехи там, во всякие, алкоголь и прочее. Я не была уверена, что я с этим справлюсь или вообще – что я хочу с этим справляться. А после этого просто Бог дал такую силу и дерзновение поменять жизнь, что я рискнула уйти с работы в никуда. С работы, на которой было очень тяжело, и как христианке, и как человеку. И Бог ни разу не оставлял. То есть, даже в самые сложные времена я всегда знала, что Бог рядом. И второй раз для меня очень ярко… Я несколько раз очень упорно пыталась убедить Бога, что мне нужно замуж вот именно за этого человека.

О. ШЕВКУН: То есть, за Романа?

В. ЯКИМЕНКО: Не-не-не!

Р. ЯКИМЕНКО: Романа еще не было.

В. ЯКИМЕНКО: Я его еще не знала, что такой вообще товарищ есть где-то на свете. Что? Какой Роман? Вот, и в абсолютно в разных ситуациях Бог показывал, что не твой человек, что я, говорит Бог, ему не нужен. А для меня было принципиально важно. Если Бог не нужен, то и мне тоже этот человек не нужен. Даже если будет обещать и кормить обещаниями, насколько он будет прикладывать усилия, чтобы найти Бога. Ну, извини, либо ты ищешь Бога и тогда получаешь в придачу меня, ну, либо нет. И вот я столько раз пыталась убедить Бога, что – а вдруг всё-таки? Я так рада, что Бог просто за шкирку удерживал!

О. ШЕВКУН: А вот скажи мне, Вероника… Задам тебе этот тяжёлый вопрос. Не захочешь, имеешь право не отвечать. Но я думаю, что многим нашим зрителям, слушателям будет полезно, если ответишь. Вот когда тебе было 30, 35 лет, не было моментов, когда ты думала: «Господи, вот Ты чего вообще, да, мне уже за 30. У меня плохое зрение, перспективы замужества тают быстрее, чем мороженое в сорокаградусную жару или там, в тридцатиградусную жару…»?

В. ЯКИМЕНКО: Да, не в 30 было, а в 25 было. У нас кто-то добрый из сестёр мне сказал: «Вероника, значит, нужно замуж выйти быстренько». Мне ещё, наверное, лет 20 было. «Потому что, значит, ну, в принципе, смотри. Вот квартира у тебя есть, всё у тебя есть, ну, как бы, давай. Пока еще молоденькая, шансов больше».

О. ШЕВКУН: Ну, да.

В. ЯКИМЕНКО: В 25 и здоровые не все выходят, а ты тем более слепая. Я как-то это съела, я настолько переживала.

О. ШЕВКУН: Ты поверила?

В. ЯКИМЕНКО: Поверила. Но Бог не давал. Молилась, плакала и говорила: «Господи, не хочу с тобой спорить, дай сил». Успокаивалась на какое-то время, потом опять срывалась. И с разной периодичностью возвращалась, но поскольку я это переживала, то других девчонок помладше меня поддерживала, говорила: «Ну, послушай, но, если Бог не даёт всего тебе, даст силы, в конце концов. Он же не ошибается. Ну, давай вместе плакать на эту тему и молиться. Как говорят, Бог даст». У меня был момент, мне было лет 28, я поняла, что я не могу брать на руки детей. Потому что мне до трясучки хотелось ребенка. А я не была уверена, что я потяну, если даже у меня получится оформить все документы по усыновлению. У меня не было вариантов, у меня не было уверенности в том, что я смогу с моей работой, разъездами и так далее. Я всегда, как это, в общем, куда-то везде бегу. И я понимала, что меня настолько клинит, что я хочу ребёнка. А значит, замуж, в общем, я поняла: «Так, стоп, спокойно, нужно перестать брать на руки детей, чтобы не тормошить вот это свое материнское». Я стала так поступать. И просто девочкам, в церкви в том числе, объясняла: извините, девочки, у меня сейчас пока тайм-аут, я детей на руки не беру. Ну, девчонки, настолько как-то с пониманием. То есть, никто меня они теребил на эту тему. Потом тоже с кем-то из старших, а кстати, с одной сестрой из Канады разговаривала. Она тоже не замужем, а взрослая, чуть старше меня. И мы с ним как-то разговорились. Она говорит: «Ты знаешь, я в какой-то момент перестала читать все абсолютно романтические книжки. Я поняла, что они меня выбивают из седла». Я подумала: слушай, как мудро! И вместо этого я стала читать, ну, и больше слова Божьего, и, там, другую литературу. Допустим, те же какие-то детективы, что-то ещё есть. Ну, что угодно, пусть там даже есть какая-то романтическая история, но не основная канва. И вот это безумное желание – «уж замуж невтерпёж», оно как-то угасало. А потом опять срываешься, да. И вот незадолго до того, как мы уже были знакомы с Романом, но не были, не было никакого понимания, что мы вообще можем быть друг другу интересны, я в какой-то момент сказала: «Господи, я хочу раз и навсегда, вот просто с Тобой завет заключить, что я никогда не буду смотреть не на одного мужчину, если ты мне его не покажешь. Вот просто дай мне сил в этом стоять, чтобы у меня вообще не было даже желания смотреть».

О. ШЕВКУН: Как?? Как Он может показать, как Он должен был показать, если ты не будешь смотреть? Вот сразу приходит в голову вопрос. «Хорошо, Господи, а как ты мне покажешь, если я на них смотреть не буду? Чтобы Ты показал, я должна смотреть, сравнивать. Так, вот этот высокий, этот низкий, этот толстый, этот тонкий, это мой, это, наверное, не мой». А как Он еще покажет, спросит, возможно, кто-то из наших слушателей, зрителей?

В. ЯКИМЕНКО: Ну, во-первых, если это Его ребёнок, то это уже, наверное, одна из самых больших, самых важных предпосылок. Если этот Его ребёнок хочет со мной строить отношения, то это второе. А дальше уже просто начинаем общаться, конечно, нет, нет, не бежим сразу в ЗАГС. Допустим, «быстрее, быстрей венчаться, да, да, да, через месяц!».

О. ШЕВКУН: Бывает и быстрее. Через месяц – это уже долго.

В. ЯКИМЕНКО: А действительно, начинаем общаться, чтобы понять, насколько разные или одинаковые у нас духовные платформы, потому что очень легко здесь ошибиться. И на эмоциях, на влюблённости, на желании создать семью такого нагородить… А, например, я привыкла молиться по одной форме, а муж будущий – по другой. Я считаю, что детей нужно так воспитывать, а муж говорит: «Нет, вот, не так, а только там, не знаю, с розгой или никаких розг», или ещё что-нибудь. То есть, ну, какие-то такие вещи, которые, они, может быть, не самые главные, но это те мелочи, те фундаментальные мелочи, которые будут расшатывать фундамент будущей семьи. Ну, наверное, так. А любовь Бог дает как-то Духом Святым, как-то тоже показывает. Потому что, когда мы начали общаться с Романом, мне даже голову не могло прийти собственно, что, вернее, когда я узнала, что он христианин, я бы подумала: «А вдруг позвонит». Нет, я обещала Богу, я даже думать об этом не буду! Потому что, что у нас общего? Ну классно, что есть парень, который такой же христианин, как я. И что мы вместе можем, ну, как-то больше говорить о Боге, быть светом Божьим. Вот. И как бы я сама себя притормознула, и сама не знаю, как оно развивалось.

О. ШЕВКУН: Ксения Блэйк пишет в чате: «Я, кстати, тоже очень переживала по поводу детей. Но, придя к вере, поняла, что бог даёт то, что по силам. И подумала: а возможно, мне это не по силам. У каждого человека своя миссия». Вот такой вывод Ксения делает из того, что ты сказала.

Роман, ты ведь музыкант, я правильно понимаю?

Р. ЯКИМЕНКО: Да. Музыкант, баянист, педагог.

О. ШЕВКУН: Это значит, что ты учился в музыкальном колледже?

Р. ЯКИМЕНКО: Я учился в музыкальной школе, музыкальном колледже, в Российской государственной специализированной академии искусств. Закончил ассистентуру-стажировку при академии.

О. ШЕВКУН: Музыкальный колледж – это был Курск?

Р. ЯКИМЕНКО: Нет. Музыкальный колледж в Минеральных Водах. А музыкальная школа – в Кисловодске.

О. ШЕВКУН: Не специализированный?

Р. ЯКИМЕНКО: Нет. Мы посовещались с родителями и решили туда не ездить. У меня хорошие отношения были с преподавателями в Минеральных Водах. Поэтому мы остановились на Минеральных Водах.

О. ШЕВКУН: А институт искусств – это тот, который здесь в Москве?

Р. ЯКИМЕНКО: Ну, он раньше был институт искусств, а сейчас Академия, точнее, с 2013 года Академия.

О. ШЕВКУН: Вот смотри, вот смотри, ты христианин, ты едешь в Минеральные Воды, ты потом едешь в Москву. А ведь среда музыкантов, она бывает очень разная. И порой она бывает даже не антихристианская, нет. Она скорее бывает пофигистской, извини за выражение. То есть: «Мы живём по-своему. Короче, пятница, вечером мы пошли бухать. Мы тебя не трогаем – и ты нас не трогай. Но в принципе, – хочешь пойти с нами, ты можешь пойти». Вот и зачастую родители боятся, когда ребёнок там, не знаю, подросток, он уезжает из школы, он попадает в эту среду. Он далеко от дома. Для тебя, со временем, соответственно и Москва. Был ли такой страх, насколько ты это понимаешь, насколько ты знаешь у твоих родителей? И как самому тебе удалось общаться и вращаться в подобной среде, не став её частью?

Р. ЯКИМЕНКО: Ну, мне тоже очень сильно повезло в этом плане. Во-первых, в Минеральные Воды я ездил не каждый день. Может быть, два-три раза в неделю. Я обратно в Кисловодск возвращался, я там не жил в общежитии. Ещё у нас был такой предмет «сольфеджио», гармония. А преподаватель по сольфеджио тоже была православная и всем рассказывала об Иисусе Христе. Как-то так.

О. ШЕВКУН: Для тебя вот межконфессиональные отношения…

Р. ЯКИМЕНКО: Меня Бог благословил.

О. ШЕВКУН: …стали благословением. А в Москве?

Р. ЯКИМЕНКО: Ну, в Москве. В Москве уже посложнее, конечно, было. В Москву я когда приехал, переехал, как бы, тоже были взлеты и падения. И оступался, ну, потом и каялся тоже. Это тоже всё было. В Москве было непросто учиться. Это осознание того, что я где-то неправильно поступаю, где-то пришло в начале третьего курса. Ну, начал меняться, выкарабкиваться их духовной ямы. Всё непросто давалось. Молился. Стал больше в церковь ходить. В конце концов потом Вероника в моей жизни появилась, укрепила меня в этом подъеме духовном.

О. ШЕВКУН: Роман, если жить по-христиански, то есть вероятность не сделать такую классную карьеру, какую мог бы сделать, не будучи ограниченным христианскими условностями? Согласишься? Поспоришь? Ну, то есть, ты будешь жить по-христиански. Ты будешь следовать тому, что хочет Бог, но при этом в этой жизни ты что-то потеряешь, ты не дойдёшь до такой ступени в лестнице твоего профессионального роста, карьерного роста… Ну, я не знаю, ты не будешь подлизываться к какому-то человеку, потому что считаешь это для себя неприемлемым. А человек не даст тебе продвижение по службе. Получается, что христиане теряют. А у музыкантов, у которых и так конкуренция огромная, потерять – это очень и очень опасно. Что скажешь по поводу вот такого рассуждения?

Р. ЯКИМЕНКО: Да я всегда вообще по-другому рассуждал. Как бы не хотел сделать какую-то сногсшибательную карьеру в себе. Как бы, ну, Бог дает работу – работаю. Вообще представлял себе занятия на музыкальном инструменте, вообще. Это мне Бог дал как бы способность, талант, поэтому я должен в первую очередь Бога прославлять. Если Бог захочет, то и карьера как бы будет. И куда надо продвинет. Если Бог не захочет, как бы я там не упорствовал в росте карьеры или как-то еще, то какие-то двери Бог может закрывать для меня. Всё равно мы живём по плану Божьему, и я в том числе. Я всегда, когда вспоминаю, как я учился, я всегда понимаю, что мне эту специальность дал Бог. В первую очередь должен прославить Бога.

О. ШЕВКУН: Мечтал найти хорошую жену-москвичку и остаться в Москве, и не возвращаться в родной город?

Р. ЯКИМЕНКО: Я, как бы, у меня родители в Москве живут. Я когда поступил, мы переехали в Москву. Я с родителями переехал сразу же в Москву. Как бы у меня поэтому такой вопрос, чтобы найти москвичку, ну, у меня не возникал. Единственное, я просто, наверное, когда на первом курсе учился, на втором, хотел с кем-то построить отношения. Ну, где-то с курса с 4-го, с 5-го до той поры вот годичной давности, я вообще не планировал. Я молился, чтобы мне Бог послал, чтобы мой выбор не от меня как бы, а от Него. Чтобы мне Бог мудрости послал, вот. Чтобы Он мне говорил, когда это будет от Него. Когда Вероника… Значит, Веронику мне Бог чётко показал.

О. ШЕВКУН: Как?

Р. ЯКИМЕНКО: Поэтому я с ней.

О. ШЕВКУН: Как?

Р. ЯКИМЕНКО: Ну, Святым Духом проговорил.

О. ШЕВКУН: То есть, ты прям услышал голос: «Вероника!».

Р. ЯКИМЕНКО: Это не голос. Это просто нечто такое духовное, сверхъестественное, я не знаю. Я понял, что сопротивляться как бы бесполезно. Что просто бывали моменты, бывали искушения раньше, когда Бог Святым Духом говорил, а я не слушался. И это было явно. Поэтому я уже голос Святого Духа, как бы, я ни с каким голосом не спутаю. Ну, это не голос. Ну, просто что-то такое нечто духовное.

В. ЯКИМЕНКО: Как мысль?

Р. ЯКИМЕНКО: Может, как мысль. Но я, я понял как бы, что Вероника – это тот человек. А до этого я как бы…

О. ШЕВКУН: Да, пожалуйста.

Р. ЯКИМЕНКО: А до этого, ну, просто молился. И у меня недавно вот Бог Святым Духом проговорил. Я в какой-то день, ну, я мало молился, как бы я мало Библию читал. Какие-то повседневные дела. И про Бога вообще как бы забыл, и в молитвенную комнату не пошёл. Значит, моя жена уснула, а я просто не могу уснуть. Я Бога молю, чтобы Он мне крепкий сон послал. А Бог мне говорит: «Ты как бы мало мне времени посвятил, ну, почитай Библию, ну, проведи это время со Мной, а потом ложись спать». Ну, я этот час провёл время с Богом, а потом крепко уснул. Ну, тоже такое что-то духовное было. Ну, я понял, что мне за день не хватило общения с Богом, поэтому.

О. ШЕВКУН: В чате вопрос, в чате вопрос от Людмилы Красивской: «Синдром ДВР – «дети верующих родителей». Можно ли, на Ваш взгляд, выделить таких людей в отдельную категорию? Если да, в чём они все похожи? А себя вы можете отнести к ДВР? Спасибо». Я думал, что это вообще безусловное благословение – быть ребёнком верующих родителей. Я сейчас понимаю, что это благословение в любом случае. Но, тут гораздо всё сложнее. Да, Роман, пожалуйста. Пожалуйста. Роман начал первым.

Р. ЯКИМЕНКО: Я считаю, да. Я считаю, что, я недавно к этому выводу пришёл, что я был ребёнком верующих родителей. Я пытался, я даже подражать пытался как бы очень много. Ну, делал так, как правильно. Ну, я же уже говорил, что осознание того, что мне нужен Бог, у меня пришло, где-то, может в 17 лет уже, в 18. Поэтому, ну, это осознание не сразу пришло. Я не такой был глубоко духовный, как Вероника.

О. ШЕВКУН: Вероника нам рассказала.

Р. ЯКИМЕНКО: У кого-то в восемь лет это осознание покаяния приходят, а у какого-то там – в 17, в 30. Ну, я всё равно благодарен родителям за то, что они вложили в меня, за то, что благодаря им я пришел к Богу. Вот ДВР – это очень классное состояние.

В. ЯКИМЕНКО: Ой, сложное.

Р. ЯКИМЕНКО: Очень сложное, но очень большой шанс, что из ДВР в ВР перерастешь.

О. ШЕВКУН: В верующего родителя.

В. ЯКИМЕНКО: Да.

Р. ЯКИМЕНКО: Да, в общем, в верующего родителя.

В. ЯКИМЕНКО: В христианина, в общем.

О. ШЕВКУН: А, Вероника, что скажешь?

В. ЯКИМЕНКО: Ну, учитывая, что есть уже многолетняя практика лагерей, то, да, ДВР – это сложная очень категория. Особенно это сложная категория – это дети старших служителей. Это всё. Это люди, которые знают всё, которые знают, как. И они настолько знают про христиан, что ты не понимаешь: он верующий, или он просто всё знает. И ты не понимаешь, что на него можешь опереться, как на верующего человека, как на помощника, как на работника, или это мина замедленного действия, которая, возможно, будет работать на разрушение. Поэтому и самому этому человечку очень тяжело. Действительно, человек знает всё. И часто очень думает: «Да, успею, да, покаюсь, да, придёт время, до чего-то». Либо наоборот, настолько через какие-то неправильные вещи от своих родителей, разочаровывается в Боге, что мстит Богу всю жизнь. И, мне кажется, – это очень сложно. Потому что, когда у нас есть дети, то, хотим мы этого, или нет, дети учатся не тому, чему мы их учим, а тому, что они в нас видят. И мы у своих учителей берем то, что мы у них видим, и хорошее, и плохое. Очень сложно ведь здесь разобрать или постоянно жить в этом фильтре. Поэтому, да, ребёнок при родителях, он всё знает, и ведёт себя порой нагло по сравнению с другими, потому что знает, как. И только очень часто забывает о том, что мы никогда не знаем, когда эта милость Божья закончится. И вдруг, действительно, это день последний. Или вдруг пройдёт эта точка невозврата. Я не знаю, как это по-другому сказать. То есть, какой-то такой либо пофигизм, либо даже нарочитая наглость в отношениях с Богом и в пренебрежении к верующим людям.

О. ШЕВКУН: Зинаида Дюднева пишет: «Всё больше убеждаешься, что у Бога на каждого свои планы. Просто надо уметь ждать и слышать голос Бога. Когда Вероника сказала, что у неё помолвка, я была просто так счастлива!». Всё. Так счастлива! Все, восклицательный знак. Ну, так.

Мы, на самом деле, вышли уже за пределы нашего эфира, но я хочу вам задать все-таки этот вопрос, причём вам обоим. Как вы думаете, путь к Богу и путь в вере для незрячего человека или для очень слабовидящего человека… Как тут мне недавно сказали – «стопроцентно слабовидящий», да. Вот для реально слабовидящего этот путь, есть в нем что-то такое, что отличает нас с вами от людей зрячих? То есть, мы с вами постоянно говорим, что мы такие же, как все. Мы вот будем руками размахивать и кричать, что мы такие же, как все. Ну, по жизни, я там не знаю, с какими-то бытовыми историями, техническим и так далее – это другой вопрос. Я сейчас не буду в него углубляться. А вот в духовном плане – путь, и вы ведь наблюдали, особенно Вероника, достаточно много разных людей. Те вопросы, которые мы задаем, те преграды, те ситуации, с которыми Бог работает в нашей жизни. Вот то, что мы не видим, или то, что мы плохо видим, насколько это отличает нас от других, насколько нам важно это учитывать, если отличает, и доносить это до других также? Я понимаю, что вопрос сложный. Но, мы затем здесь и сидим.

В. ЯКИМЕНКО: Наверное, просто подвисли, потому что можно сказать и «да», и «нет».

О. ШЕВКУН: Ну, давайте! Может один скажет «да», и обоснует, а другой скажет – «нет» и обоснует. Можно и так, например, но для этого готовиться надо. Вот видите, что получается.

В. ЯКИМЕНКО: Рома вывернулся. Один скажет «да» и второй обоснует.

О. ШЕВКУН: А, вот так! Я даже знаю, кто будет кто.

В. ЯКИМЕНКО: На самом деле, здесь, действительно, можно сказать и «да», и «нет». В каком смысле другой, в каком смысле такой же путь? Ну, мы все настолько разные. Простите, пожалуйста, а зрячих двух одинаковых вы найдёте? Нет. Точно так же и со слепыми. Да, у нас есть какие-то особенности мировосприятия, с которыми мы учимся справляться, либо не учимся справляться, либо учимся использовать их на благо себе, чтобы не нести себя как жертву.

О. ШЕВКУН: Подожди, сейчас, подожди, очень интересно, «использовать свои особенности». То есть, «я не расстанусь со слепотой, потому что я могу использовать?»…

В. ЯКИМЕНКО: Конечно.

О. ШЕВКУН: Окей.

В. ЯКИМЕНКО: Ну, это точно так же, да, вот я, как жена алкоголика, я очень хочу, чтобы он выздоровел. Но я с этим делать ничего не буду, потому что простите, а как же я тогда получу право, чтобы меня все жалели? Это обратная сторона вот этой вот медали. Да, и здесь вот то же самое. «Я же весь такой особенный. И вы уж будьте добры со мной, особенным, по-особенному, если не можете, то какие вы христиане!». Вот. Это же тоже очень удобный вопрос манипулирования. Ну, ладно. Так вот и «да», и «нет». Да, что-то нам Бог не скажет через глаза, но скажет по-другому. И я часто благодарю Бога за то, что чего-то не вижу. И это не является для меня каким-то искушающим либо огорчителем чрезмерно. С другой стороны, я понимаю, что я где-то должна быть более ответственной, чтобы, действительно, не скатиться на вот эту, на вот этот уровень: «Вы мне должны или я не могу, я же не вижу». И в тоже время очень важно здесь держать баланс, чтобы не сказать: «Ну, я же могу, и вы должны мочь!». С чего я это взяла? Ну и что? То есть, у каждого свой путь. И Бог нас любит и ценит, ведет, вот, учит вот таких разных, по-разному, используя наши индивидуальные особенности. И, простите, пожалуйста, Богу всё равно – видим мы или нет. И насколько мы видим или насколько мы не видим. Потому что, если Бог захочет, мы сейчас все здесь станем здоровыми. Но только нужно ли это нам? Поможет ли это нам быть ближе к Богу? Поможет ли это нам не потерять что-то, может быть, человеческое, может быть… А поможет ли это нам просто быть такими, какие мы есть? Ведь Бог не ошибается. Если я в это верю, то у меня вопросов нету. Я не нуждаюсь в каком-то особом отношении к Богу или со стороны Бога. И мне не нужен какой-то особый путь к Богу. Он просто есть. И если я хочу искать Бога, то я буду это делать. И Слава Богу, что сейчас у нас есть и Брайль, и куча всяких звуковых вариантов. То есть, используй всё, что только хочешь и можешь. И только ленивый, простите, и дурак может этим не воспользоваться. И что бы мне не рассказывали, как «я не умею», как «я не научился», как «я не способен», – простите, ленивый или дурак.

Р. ЯКИМЕНКО: Но ты только что сказала, что все разные!

В. ЯКИМЕНКО: Но возможности есть для всех и у всех.

О. ШЕВКУН: Вот эта тонкая грань.

В. ЯКИМЕНКО: Хочешь искать Бога? Ищи. А если не хочешь, то не говори, что не можешь. То есть, как бы не нужно прикрывать своё нежелание чем-то там ещё. Сейчас есть все возможности. Мы разные. Просто нужно научиться использовать те возможности, которые нам даются.

О. ШЕВКУН: Один пастор рассказал мне свою историю. У него была церковь. И, насколько я помню, это было несколько лет уже назад, поэтому пытаться опознать этого человека не надо. Насколько я понимаю, церковь его собиралась в какое-то время то ли в одной из организаций Общества слепых, ну, или в каком-то здании, которое так или иначе имело отношение к Обществу слепых. И пастор решил заняться служением незрячим и слабовидящим людям. Ну вот, приглашает туда незрячих и слабовидящих. И вот, собственно, благовествовать им, рассказывать им Евангелие и так далее. Через какое-то время такого служения он мне говорит: «Слушай, ты знаешь, я устал. У меня такое ощущение, что они просто приходят взять те подарки, которые мы им несём, и уходят. Благодарности нет. Ответа нет. Я измучился». И, слушая этого пастора, я вспомнил то, о чём когда-то говорил Василий Яковлевич Ерошенко. Говорил он об этом еще сто лет назад, в начале XX века. И тогда мне эти слова показались жестокими и абсолютно несправедливыми. Он говорил о зрячих людях, это не его мысли. Это он цитировал. Ерошенко говорил о зрячих людях, которые тоже считают слепых, причём обобщают, да, считают слепых жестокими, эгоистичными и неблагодарными. И мне постоянно хотелось и хочется этому что-то противопоставить. И тому зрячему собеседнику Василия Ерошенко, и тому пастору, который говорил о том, что, ну, вот, «они просто приходят, берут свою еду, свои подарки и уходит, а достучаться до них не получается». И хочешь сказать с одной стороны – да, не-не-не, ребята, не надо! Не такие уж мы и плохие! С другой стороны, ты понимаешь, что есть человеческий грех. И греховную природу никто не отменял. Я вот сейчас сижу, об этом вспоминаю и слушаю тебя. Ты говоришь, Вероника, ты говоришь про особенности незрячих, про то, что они как все. Как помочь человеку, что ответить человеку, который попытался прийти, зрячему человеку, который попытался прийти из лучших побуждений к незрячим, а потом говорит: «А они меня не принимают! И я их не понимаю. И они меня тоже не понимают. А пойду-ка я своей дорогой дальше!»?.

В. ЯКИМЕНКО: Наверное, если ты хочешь помочь, то помоги. А помочь можно только тогда, если ты знаешь, в чём нужна помощь. Ну, то есть, например, вот в той организации, где я работаю, я знаю, что у нас очень сложно было многие годы и сейчас остается, с помощью со стороны государственных структур. Вот в некоторых районах это обстоит лучше, в некоторых хуже. Я в какой-то момент просто обратилась в нашу церковь и сказала: «Ребята, я вас очень прошу, помогите! У нас есть несколько очень нуждающихся семей. Пожалуйста! Это не нужно никаких концертов нашим людям. Просто нужна еда!». И церковь откликнулась и помогли, потому что людям действительно нужна была еда. Они бы и на концерт христианский пришли, но это было бы больше порицание Божьего имени, чем слава. Потому что они бы терпели этот концерт, или что бы там им ещё показали, да, но ради того, чтобы получить свой, там, килограмм гречки, масло или ещё что-то. Людям просто нужна была помощь. И если людям нужна просто помощь – то будь готов её оказать. А если ты готов оказать помощь на своих условиях, извини, тебе не нужно оказывать ни слепым, ни глухим, ни здоровым, никому. Тебе просто нужно разобраться, что за мотив тобой руководит. Почему ты хочешь или думаешь, что хочешь оказать помощь?

О. ШЕВКУН: И вот признак этого неправильного мотива, неправильной мотивации, как раз мысль о том, что: «Ой, мы тут незрячим, слепым подарки к Новому году делали от церкви. Несколько лет подряд делали! А в церковь из них так никто и не пришёл, так никто и не покаялся». Так может быть изначально…

В. ЯКИМЕНКО: Так что получается, что мы в церкви, что ли, круче, чем эти слепые, которым мы подарки делали или мы хотим купить? Конечно, с таким отношением никто не придет.

О. ШЕВКУН: Да, или мы хотим купить покаяние коробкой конфет. «Сколько стоит твоё покаяние?» – «Да, вот, коробочку дайте мне, и я покаюсь. Надо две коробочки».

В. ЯКИМЕНКО: «Нет, лет пять подарки поносите, и я начну, может, к вам ходить». Ну, это же бред.

О. ШЕВКУН: Не работает. Людмила пишет: «Согласна, надуманное разделение. Нет у Бога такой особой категории зрячих сыновей, или незрячих сыновей и дочерей. Есть просто его дети». Вот так. Роман, как рассказывать церкви, как помогать Церкви принять то, о чём сейчас сказала Людмила? Да, вот она пишет, нет такой категории – «незрячие люди». Но, при этом ведь у нас возникают какие-то специфические истории, специфические ситуации в церкви. Как помочь церкви нас узнать и нас принять? Может быть, какие-то конкретные советы для наших слушателей и зрителей. Я, кстати, думал, думал, что на втором часе эфира, люди начнут разбегаться. Нет, не разбегаются. Всё равно скоро завершим. Но они не разбегаются! Спасибо вам, друзья, что остаетесь с нами. Как помочь церкви?

Р. ЯКИМЕНКО: Ну, такого опыта нету прям. Помочь церкви – такого нету.

О. ШЕВКУН: Ну, вот ты, ты приходишь в церковь. Не бывало такого, что люди ожидают, что ты их узнаешь по голосу или как-то всех запомнишь, а ты кого-то не помнишь? Или тебе потом человек говорит: «Ой, я ожидал, что ты ко мне подойдёшь. А ты мимо прошёл. Что, обиделся что ли?»

Р. ЯКИМЕНКО: Да нет, у меня не было такого как-то.

О. ШЕВКУН: Счастливый!

Р. ЯКИМЕНКО: У меня обычно церкви были маленькие, и я как бы старался всех быстро запоминать. Я если кого-то по имени бы и не запомнил, я спрошу у другого, как того зовут. Чтобы в неудобное положение себе не ставить.

О. ШЕВКУН: Счастливый человек.

В. ЯКИМЕНКО: Я обычно сразу предупреждаю: «Извини, говорю, я плохо вижу, поэтому в следующий раз я тебя на 99 % не узнаю. Просто скажи, кто ты, и я пойму».

Р. ЯКИМЕНКО: Ну, когда вот я в эту церковь «Примирение» пришёл, думаю, все уже были в курсе, что я незрячий. Поэтому, как бы, ну, Вероника, наверное, всем рассказала, что у меня есть такая проблема. Поэтому ко мне сразу с пониманием отнеслись, с нужными поправками.

В. ЯКИМЕНКО: Нет, у нас многие забывают, что мы не видим. Поэтому мы иногда об этом напоминаем.

Р. ЯКИМЕНКО: Я себя незрячим вообще не чувствовал, когда первый раз пришел. Вполне комфортно.

В. ЯКИМЕНКО: Нет, например, на каком-то пикнике или ещё что-то можем где-то оказаться… И там нам говорят: «Иди туда!». – «Ребят, извините, мы не видим, куда!». – «Ой, извините, мы забываем». Но в этом плане у нас бывает это

О. ШЕВКУН: Что ты хотел сказать? Хотел что-то сказать в чате дядя Эдик, а потом забрал своё сообщение. Забрал так быстро, что я его прочитать не успел, а жаль. Как раз в связи с этой темой было бы интересно. Я предполагаю, что дядя Эдик – это пастор той церкви, в которую ходят…

В. ЯКИМЕНКО: Нет!

О. ШЕВКУН: Я почему-то был уверен, что вот. Ну, ладно.

В. ЯКИМЕНКО: Это другой дядя Эдик.

Р. ЯКИМЕНКО: Другой дядя Эдик.

О. ШЕВКУН: О, сколько же дядей Эдиков! Так, тогда почитаю.

Р. ЯКИМЕНКО: Дядя Эдик – это мой папа.

В. ЯКИМЕНКО: Слышали?

О. ШЕВКУН: Вай. Да. Прочитаю ещё сообщение, не от дяди Эдика. А дядя Эдик если надумает, так вот, пусть пишет, прочитаем тоже. Алия Нуруллина пишет: «Просто те, кто хочет помочь, зачастую хотят быстрого результата. А так не бывает». А вот кто-то ждал 25 лет, например. Ну, кстати, мать Августина, да. Она так и не дождалась, когда покаяться Августин, вот, но молилась за него более 20 лет. Августин Блаженный. Юлия Патлань пишет: «Нужно слушать не себя, а пытаться услышать другого и его потребности». Людмила Красивская замечает: «Любое служение без Духа Святого с кучей своих ожиданий и планов изначально обречено на провал, независимо от того, кому служить. Моё мнение». Да. И Ксения добавляет: «Мне почему-то кажется, что сначала нужно принять себя, а потом рассказывать церкви, как нас узнать и как с нами общаться». Наверно, наверно, увидеть своё положение перед Богом. Вот когда ты…

В. ЯКИМЕНКО: Да, наверное, когда смотришь на себя Божьими глазами, то как-то оно всё проще. Но кому-то в этом нужна помощь, а кто-то сам быстрее до этого доходит. Просто мы все разные. Действительно, Бог с нами по-разному. Кто-то доходит до этого через какие-то тренинговые встречи, да. Кто-то просто через общение с наставником. Кто-то через пребывание в слове, через молитву. Все по-разному. Но это очень важно, да, Ксения, спасибо, это точно!

О. ШЕВКУН: Дядя Эдик всё-таки написал, и я это прочитаю: «Зрячие люди точно так же приходят в церковь из-за подарков. Разницы нет, слепой ты или зрячий». Вот. Вот, мы такие как все. Подарки все любят.

В. ЯКИМЕНКО: Это точно. Просто мотивация у всех разная.

Р. ЯКИМЕНКО: Вообще, народ подарки любят очень сильно.

О. ШЕВКУН: Я завершу нашу беседу еще одним сложным вопросом. Я даже дам вам подумать над этим вопросом. Я задам вопрос, потом скажу про некоторые наши ближайшие эфиры, чтобы у вас была буквально минутка подумать. Потому что вопрос будет и правда сложный. Когда мы читаем Евангельское повествование, мы видим, как Иисус возвращал зрение. Таких случаев в Евангелии описано несколько. Вспоминается и Вартимей, вспоминаются и слепцы, которые ждали Иисуса на дороге. Возможно, один из них – Вартимей. Вспоминается и человек, который рожден слепым, в девятой главе Евангелия от Иоанна про него написано. И во всех этих случаях Христос возвращал зрение. Мы сейчас беседуем с христианами, верующими, любящими Бога, которым зрение Иисус не вернул. В начале нашей программы и в конце нашей программы звучит фрагмент из песни «О благодать». И в русском переводе, ну, как и в оригинале, собственно, там есть слова: «Был слеп и вижу свет». А в каком смысле? Да, иногда говорят просто: «Вот, Бог дал мне духовное зрение». И это, конечно, хорошо. Но это очень расплывчато. Попытайтесь, пожалуйста, конкретизировать. Вот Бог в чём вернул вам возможность видеть? Что Бог сделал такого, чего без него, до Его действия, в вашей жизни не было? Потому что кто-то скажет: «Ну, я бы покаялся, если бы – бац! – и прозрел, как тот слепой в Евангелии от Иоанна. А у нас так не получается. Мне кажется, что Бог даёт нам всё-таки нечто даже большее. Хотя зрение тоже вернёт в свое время. Но не я отвечаю на вопросы, я их здесь задаю. Что вы скажете? Что Бог вам даёт? Как Бог исцеляет? И не бывает ли у вас вот этой мысли, что, «да, Боже, вот дал бы Ты зрение, было бы круче». Или?

В. ЯКИМЕНКО: А сколько ты нам дашь времени на ответ, Олег?

О. ШЕВКУН: Я вам дам времени столько, сколько вам надо. Но на то, чтобы подумать, я вам дам несколько секунд. Пока скажу, что мы подходим к концу этого выпуска нашего стрима «Верить. Видеть. Жить». Завтра в 17 часов у нас «Тифлострим» с итогами апреля. Будут несколько участников нашей команды, новые ведущие, новые циклы стримов, новые проекты, новые публикации, новые голоса. Всё это было здесь на канале «Тифло.инфо» в апреле. Что для вас было самым интересным, с вами об этом, друзья, поговорим. Расскажем о том, что произошло. Расскажем о том, что ещё будет происходить. Кстати, наверное, в конце выпуска также расскажем коротко о стримах предстоящей недели. Вот такое подведение итогов у нас будет в пятницу. И дальше на следующей неделе у нас каждый день, кроме воскресенья, у нас будет вещания, у нас будут стримы. В следующий четверг «Верить. Видеть. Жить». С гостем пока не определились, пока думаем. Но, надеюсь, завтра уже смогу объявить, смогу рассказать, кто будет в гостях. Так что оставайтесь на канале, следите, смотрите, пишите, комментируйте и после эфиров тоже. Ваши комментарии мы, естественно, всегда читаем. Ну, вот, потянул я время. А теперь, пожалуйста!

Р. ЯКИМЕНКО: В общем, буду краток.

О. ШЕВКУН: Ну, минут на сорок…

Р. ЯКИМЕНКО: Да… Я для себя скажу, что я никогда у Бога, ну, чтобы это на постоянной практике было, я не просил сам лично для себя хорошего зрения. Ну, может быть, когда-то, может, лет 8, 7 было. Ну, я просто как бы понимаю, что, ну, раз Бог не даёт мне хорошее зрение, значит, ну, это по Его плану. Значит, если бы Он мне бы дал бы хорошее зрение, то это было бы мне не полезно или окружающим людям. Возможно, если бы Бог мне бы дал хорошее зрение, я или возгордился бы, или вообще бы забыл бы про Бога, про Его существование. И второе – как бы мы в Библии нигде не видим, что Бог прямо всех слепых исцелил. Все по Божьему плану. Если Богу будет угодно, то Бог исцелит нас в конце эфира или даже раньше. Если нет – ну, всё равно Он нас использует. Мы Его дети. Мы Его служители.

В. ЯКИМЕНКО: Да. Я тоже присоединяюсь к тому, что Рома сказал. Потому что, ну, наверное, хотелось бы по-человечески, чтобы всё было хорошо. Но мы не знаем ни одного условно здорового человека, у которого всё было бы хорошо. И возможно, отсутствие зрения, которое есть сейчас, да, – это то лучшее, что у нас сейчас может быть. Почему Бог исцелял тогда слепых, а сейчас этого не происходит? Ну, происходит, во-первых. Мы знаем такие случаи. Но, как мне кажется, здесь соглашусь с теми, кто считает, что большее количество чудес происходит там, где очень агрессивно население настроено против христианства. И где христианство только устанавливается. И, наверное, это так и есть. И, во всяком случае, вот больше каких-то свидетельств о чудесах мы сейчас видим из Азии, из Пакистана, вот там где-то. У нас условно христианская страна, хотя, с другой стороны, ну, вот буквально недавно, да, опять было схождение «благодатного огня», которое у нас в России считают чудом. Паломников куча. Простите, а где потом верующие? То есть, чудеса – это дело такое. Сегодня все кричат: «Осанна, Аллилуйя!». Это тот Иисус, который воскресил Лазаря. А послезавтра те же самые люди кричат: «Распни Его!». Я бы так не уповала на чудеса. Вера, основанная на чудесах, – это вера, которую можно подогреть или которой можно дать толчок. Но это не та вера, которая поможет тебе жить, пройти свой жизненный путь до последнего вздоха. Ну, не знаю, насколько получилось ответить.

О. ШЕВКУН: Вы сказали два слова, которые я хотел бы поставить вместе. Забавно получается. Вы сказали про условно здоровых людей и про условно христианскую страну. У меня получились такие «условно здоровые, условно христиане». Вот. Да. Но вы всё-таки, вы интересные вещи сказали, но на вопрос-то вы не совсем ответили. А есть ли что-то такое, что Бог дал вам в этой жизни? Что вы понимаете: вот без Бога оно было бы по-другому? Или это не было бы так. Я не знаю, – будь то уровень материальный, не материальный. Мы понимаем, что первое и главное – спасение от грехов. Да. Как вы это чувствуете?

Р. ЯКИМЕНКО: Не знаю. Вот мы чувствуем, нам Бог дал душевное и духовное благополучие. У нас всё прекрасно. Нам есть на Кого уповать. Ну, у нас всё в этой жизни благополучно.

В. ЯКИМЕНКО: Даже, казалось бы, когда ничего нету, внутри тревоги нету, потому что знаем, что Господь никогда не оставлял. И это уже на прошлом опыте.

Р. ЯКИМЕНКО: Даже если какие-то жизненные проблемы там, всё равно какое-то духовное благополучие, какое-то душевное распознание, что всё прекрасно.

В. ЯКИМЕНКО: Ну, вот, например, у меня много лет нету мамы. То есть, у меня есть отец, у которого своя семья. Мы общаемся постольку поскольку, но в принципе я одна. И если бы не церковь, у меня бы семьи, по большому счету, не было бы. Но это действительно те люди, которые по крови мне никто, но во Христе, кровью Христа мы действительно вот стали одной большой семьей. Столько помощи, столько поддержки, сколько я видела в церкви, наверное, мало кто где-то ещё может увидеть. Действительно, церковь – как это семья. Или когда ты приезжаешь в другой город в какой-то сложной ситуации практически всегда находится вариант, где переночевать элементарно. Потому что ты можешь обратиться в церковь. И тебе всегда помогут. Не говорю, что это будет бесплатно, ну, во всяком случае, это точно те люди, которые тебя не подставят, не обворуют и ещё и помогут сориентироваться, что делать дальше. То есть, в какой бы стране мира ты не оказался, у тебя всегда найдется брат или сестра, которые тебя поддержат просто потому, что мы братья и сёстры во Христе. И это настолько потрясающе! Я сейчас, кстати, не говорю о баптистах, я говорю о верующих.

О. ШЕВКУН: Ты правильно делаешь. Тем более, что Ксения Блэйк пишет, а она православная христианка: «Главное чудо – это благодарность в сердце за все, что делает Господь». То есть, само сердце, само отношение меняется. Да, вот ты можешь встать утром, и ты просто по-другому смотришь на то, что происходит вокруг.

Вероника, Роман или Роман, Вероника, в любом случае не важно. Роман, Вероника Якименко, спасибо вам огромное за то, что были сегодня с нами, за то, что поделились и частичкой своего сердца, поделились своей жизнью и рассказали о том, что Господь делает с вами и делает через вас. О многом еще не успели поговорить. Я, например, очень хотел поговорить о том, как христианин работает председателем местной организации ВОС. Ну, как-нибудь в другой раз обязательно поговорим, не последний же раз… О, слушайте, ну, да…

О. ШЕВКУН: Слушайте, ну?

В. ЯКИМЕНКО: Да, да, да. Всюду и везде знакомые.

О. ШЕВКУН: Не, я задам вопрос обоим. А что, не бывает, что от вас по работе ожидается, что после очередного мероприятия вы пойдёте бухать? Ну, не ожидается, конечно в должностной инструкции, но просто вот, ну, вот так оно устроено?

Р. ЯКИМЕНКО: Да, конечно. У нас как бы и руководитель не пьёт, и других ругаёт.

О. ШЕВКУН: Слава Богу, слава Богу!

Р. ЯКИМЕНКО: Других ругает. Так что мне тоже повезло.

О. ШЕВКУН: Очень часто такие картинки рисуются, да, вот. Но оно не так страшно, как кажется.

В. ЯКИМЕНКО: Да. Ну, у нас бывало по-разному, но сейчас вообще никаких в этом плане проблем нету. И это здорово.

О. ШЕВКУН: Ну, тут ещё от руководителей и от самих людей много зависит. Если я не хочу, то меня никто не заставит, никто не заставит, вот, вот реально.

В. ЯКИМЕНКО: Это абсолютно, да. Если вопрос уважения или еще чего-то, конечно.

О. ШЕВКУН: Вот, Зинаида пишет: «Я полностью согласна. Христианство – это семья». Вот. Кстати, тут тоже, я думаю, что люди будут смотреть и слушать, и кто-то скажет: «Ну, а как, на мероприятиях, на всяких встречах кто-то упивается, ведь кто-то вот приходит в таком полуневменяемом состоянии?».

В. ЯКИМЕНКО: Это правда большая тема, давайте не сейчас.

О. ШЕВКУН: Я просто очень коротко по этому поводу скажу. Да, они упиваются добровольно. Их никто со стороны не заставляет. Вот и всё. Так что не бойтесь. Вот! Роман, Вероника, спасибо вам огромное за то, что были сегодня с нами и сегодня говорили о христианской жизни, христианской жизни в практическом её применении, когда Святой Дух действует на нас, когда Святой Дух проводит нас через самые разные ситуации. Ребята, очень здорово, что вы такие разные, но Путь у вас, да, и у всех нас, один! Спасибо огромное, что были с нами!

В. ЯКИМЕНКО: Спасибо вам! Счастливо!

Р. ЯКИМЕНКО: Спасибо! Счастливо!

О. ШЕВКУН: «Верить. Видеть. Жить». Вероника Зеленская, все-таки проговорился. Ладно. Роман Якименко, Олег Шевкун. Всем пока.