За кулисами «Тифлострима». Интервью с Олегом Шевкуном

В большом интервью для звукового журнала «Люди. События. Творчество» руководитель информационного канала Tiflo.Info Олег Шевкун рассказал о тифлорынке сегодня, закулисье “Тифлострима”, а также некоторых тонкостях профессии журналиста. Предлагаем вашему вниманию текстовую версию этой публикации.
Оригинал интервью опубликован в журнале «Люди. События. Творчество», № 158. Беседу вела Маргарита Мельникова.

Маргарита МЕЛЬНИКОВА: Я каждого нашего гостя прошу представиться для того, чтобы можно было познакомить его с нашими слушателями. Вас я тоже попрошу это сделать.
Олег ШЕВКУН: Да, добрый день, друзья! Меня зовут Олег Шевкун. Я – пастор, проповедник, журналист, преподаватель. В данный момент – ведущий проекта Tiflo.info. Ну, и других проектов, других передач тоже.
М. МЕЛЬНИКОВА: Вы сейчас себя всё-таки больше в какой ипостаси видите? Или вот всё, что вы перечислили, для вас главное?
О. ШЕВКУН: Ну, ипостась, я думаю, – это всё-таки, скорее, у Бога. Да, у нас, у людей, разные стороны нашего существования. Я не знаю, Маргарита, потому что, смотрите, вот я прихожу домой, я – муж, я – отец семьи. Я прихожу на работу, я могу быть начальником, могу быть подчинённым. То есть, всё зависит от того, где нахожусь. Прихожу на какие-нибудь занятия – могу оказаться (причём, тоже интересно) либо преподавателем, либо студентом. И то, и другое. Поэтому чего больше, чего меньше – я думаю, в разных случаях – по-разному, в разное время по-разному. Моё первое образование – это образование филолога, переводчика, поэтому можно ещё сказать, синхронный переводчик, можно ещё сказать, преподаватель английского языка, хотя не преподаю уже давно, а перевожу довольно давно и довольно часто. Так что, вот, я думаю, что всего понемногу, и в разное время бывает по-разному.
М. МЕЛЬНИКОВА: А как так получилось, что всё-таки больше журналистика, а не перевод? Ну, вот этот переход от переводчика к журналисту, как он произошёл и почему?
О. ШЕВКУН: А вот это, Маргарита, интересная история, потому что, да, моё первое образование – преподаватель иностранных языков – английский, испанский – и переводчик. Но, честно говоря, меня в какой-то момент стал утомлять перевод, потому что есть какие-то вещи, когда ты понимаешь, что ну вот да, у тебя есть оратор, выступающий или автор, которого ты переводишь, но ты можешь сказать, что-то от себя, ты можешь сказать лучше, ты можешь сказать интереснее, ты можешь сказать другое. И пришёл момент в жизни, когда, ну, как-то немножко устал говорить с чужих слов. Я ведь и читал и продолжаю читать лекции, продолжаю проповедовать. Но вот вы же спросили по поводу перехода к журналистике от перевода. Я думаю, что это произошло так по-серьёзному в 2013 году, когда меня пригласили делать передачу на Радио ВОС. Я оказался в этой радиостудии перед микрофоном, вместе с соведущими, вместе со слушателями, которые по телефону, по Скайпу присоединяются, и я понял, что это вау! Я понял, что это круто! Это гораздо интереснее, чем оказаться, например, в кабине синхронного переводчика, даже на самом большом мероприятии. Про синхронного переводчика говорят, что он немножко похож на собачку, потому что он в кабине, как собачка в конуре, у него, значит вот, мисочка с водой. Ну, правда, бутылочка, но всё же, с водой. Он на поводке (это шнур, который идёт от наушников), и он гавкает, то есть, переводит. Вот. А у журналиста, наверное, всего этого немножко поменьше, этих стесняющих моментов поменьше. Ну, вот, собственно, так и получилось, хотя переводом я иногда и до сих пор занимаюсь. Это интересно, но только до определённой степени.
М. МЕЛЬНИКОВА: Ваш путь в журналистике. Ведь было наверняка ещё что-то, кроме Радио ВОС. Сейчас есть Радио «Теос». Расскажите об этом, пожалуйста, немного подробнее.
О. ШЕВКУН: Ну, путь в журналистике – это достаточно забавно. Он и был, и не был, потому что, наверное, это всё-таки грани пути. Это важные грани пути, потому что началось, конечно, не с ВОСа, и не с «Теоса», и не с прочих вещей. Началось это, наверное, в 1984 году, когда я решил написать статью для журнала «Советский школьник» тогда ещё. Многие тогда писали. Я пытался написать и до этого, но написал плохо. К тому же, я был в первом классе, и статью не приняли. А тут уже не в первом классе, а, по-моему, в восьмом где-то. Нет, всё-таки в седьмом. И статью приняли, она прошла. Потом я написал ещё раз. Статью приняли тоже, хотя там были свои заморочки. Как же у нас этого никто не заметил, я не знаю. Это вот для того, чтобы журналисты юные не возомнили, что они всё знают, всё могут, короче, это была не вторая, а, по-моему, третья моя публикация, там же, в «Советском школьнике», теперь «Школьный вестник», про какой-то литературный вечер в школе. Я не помню, кому посвящённый. То ли Гоголю, то ли Жуковскому, что-то такое. Я отлично помню, что преподавателя литературы, который организовывал этот вечер, звали Анатолий Викторович Тимофеев. Фамилия Тимофеев для меня была совершенно очевидна. Я очень любил этого преподавателя и т. д. Я сдал статью, её вычитал редактор, который, наверное, всё тоже знал, преподавателя знал, и её уже напечатали по Брайлю. И вот мы сидим в школе, мы получаем этот журнал. Читаем. Буквально минут 30 проходит, и влетает в класс Анатолий Викторович Тимофеев и говорит: «Шевкун, хорошая статья. Но зачем ты меня Барановым назвал?» То есть, как я написал, что вечер организовывал Анатолий Викторович Баранов, я не знаю. Я представления не имею. Как это потом прошло через главного редактора, прошло через людей в типографии, которые, в принципе, тоже в теме, и они тоже должны Тимофеева от Баранова отличать? Ну, очевидно, автору дали такую волю. После этого стало понятно, что журналистика – это такая штука, в которой за «базар» отвечать надо. Потом у меня только один раз было такое, похожее. Я уже на Радио ВОС, ведя передачу «Кухня Радио ВОС», через много-много лет после этого, читал письмо от слушательницы. Я читаю и говорю: «Вот, нам пишет Людмила Крисевская». Она оказалась не Крисевская, а Красивская. К тому же, она ещё неправильно услышала. И это очень похоже на ситуацию с Барановым, потому что она потом пишет: «Зачем же вы меня Крысевской обозвали?» Конечно, никакой Крысевской там не было. Ну, а дальше… Что дальше насчёт пути? Дальше были публикации в «Советском школьнике», были публикации в других журналах. И не на русском языке тоже, а на английском языке. Были материалы по поводу того, как незрячему человеку осваивать компьютер. Это уже в 90-е годы. По английской краткописи тоже немножко раньше, тоже в 90-е годы. Ну, это, скорее, знаете, когда вот ты понимаешь, что это интересно, а попробую я сделаю. Были подкасты. Это были подкасты компании «Элита Групп», которые мы делали, в частности, со Светланой Васильевой. Но там тоже были определённые ограничения, потому что, с одной стороны, ты мог работать довольно свободно, но, с другой стороны, иногда были какие-то забавные требования от руководства. Правда, я должен сразу сказать, что руководство понимало, когда мы руководству говорили «нет». У нас была ситуация, когда руководитель компании мне говорит: «Слушай, тут такая задача: у нас на складе стоят около сотни принтеров дешёвых, мы их никак продать не можем. Можешь сделать передачку, подкастик про то, какие это хорошие принтеры?» Я говорю: «Послушай, ну, принтеры-то – отстой». Он говорит: «Но мы их продать не можем!» Я говорю: «Не-не-не, не буду. Вот такую передачу мы делать не будем». Мы тогда его не сделали, этот сюжет. По-моему, после нас его никто не сделал. Пару лет назад, насколько я знаю, эти принтеры на складе ещё стояли. Ну, это хорошо, потому что как только мы такой сюжет бы сделали, и выяснилось бы потом, что принтеры отстойные, мы бы сразу потеряли своё лицо и доверие, и Светлана, и я, как авторы. А что касается журналистики, да, было Радио ВОС, потом был «Теос Медиа». А, нет. Радио «Теос», которое сейчас называется «Теос Медиа». И вот, были подкасты, «Звуковые обзоры портала Tiflo.info». Потом мне, честно говоря, надоело их делать, по разным причинам. Я не люблю предзаписанный материал. Мне интереснее работать в прямом эфире. А с предзаписанным начинается вот что: ты записываешь и потом начинаешь это чистить. И ты чистишь до умопомрачения. И потом ты понимаешь, что ты уже зачищенный сам, и материал у тебя зачищенный, и у тебя спикер либо не дышит, либо дышит очень редко, но говорят, при этом, быстро. И чувствуется во всём какая-то неестественность. И, при этом, отсутствие общения с аудиторией. Ну, и забил я на это дело, и стало понятно, что есть возможность делать что-то по-другому, делать что-то интереснее. И чистить не надо, потому что оно всё в прямом эфире.
М. МЕЛЬНИКОВА: А возможно, ещё одна причина в том, что с тифлорынком что-то не так? Быть может, он стагнирует? Как, на ваш взгляд, сейчас чувствует себя тифлорынок, рынок тифлотехнологий?
О. ШЕВКУН: Тифлорынок? Я бы не сказал, что он стагнирует. Он просто оказался, во многом, немножко не у дел. Смотрите, моё первое устройство, первое тифлоустройство, которое я держал в руках, и которым я реально пользовался, было устройство под названием Versa Braille. Пользовался я им в 1986 году. Я отлично помню, как любовные письма на нём писал. Да, вот его нужно было написать, это письмо на Versa Braille, потом напечатать на электронной печатной машинке «Олимпия». Всё очень гремело и т. д. Но ощущение было невероятное, когда ты понимал, что вот у тебя под рукой текст брайлевский, ты его редактируешь и т. д. И многие годы оно так и происходило. Была некая ниша, был некий рынок, на котором эти приборы, эти устройства действительно имели смысл. Всё начало резко меняться с выходом айфонов. Потом, соответственно, и Android стал догонять iOs по доступности. Специализированные приложения, которые стали появляться на этих устройствах, с одной стороны, ну, и общедоступные приложения, не специализированные, с другой. Теперь один большой вопрос. Я как раз готовлюсь сейчас к эфиру, который у нас будет в понедельник с компанией «Элита Групп». И я думаю о том, что лет 15 назад функции, которые мы тогда делали с помощью тифлотехнических средств, сегодня делаются с помощью телефона. Значит, компании должны как-то открыть себя заново. Как они открывают себя заново? Тут одна из нескольких историй, один из нескольких путей. Один вариант – это продавать государственным организациям то, что государственные организации всё равно закупают. Это такое движение по инерции. Ну, поскольку государственные организации не только в России, в других странах тоже, закупают тифлотехнику, это нормальный путь. На какое-то время этого пути хватит. Ну да, конечно, книжки можно читать и телефоном, но есть специальные читалки, которые до сих пор кому-то нужны. Ну да, конечно, планшет может быть увеличителем, но более качественные увеличители также существуют. Это одна история. Другая история – это найти и продвигать что-то такое, чего в большой, такой общедоступной технологии аналогов нет. Сейчас, прежде всего, конечно, приходят в голову здесь дисплеи Брайля и всякие девайсы с Брайлем, потому что вряд ли Apple или ещё кто-то будет делать Брайль. Этим, собственно, занимаются, и этот путь также реализуется. И третья история – это реально для новаторов – искать что-то новое. Но поиск чего-то нового рискует обернуться одним из двух: либо найдёшь ты это новое, либо ты его не найдёшь. Если не найдёшь, то это вложенные деньги, которые вылетели в трубу. Причём, поскольку бизнес действительно сейчас более сложный, эту трубу потом отыграть будет сложно. То есть, эти деньги ушли и всё. Проекты, когда что-то новое находили, и деньги не улетали в трубу, потому что это новое никому было не нужно, или оно плохо было сделано, они были всегда. Но тогда можно было заняться плеерами, можно было заняться screen reader’ами, можно было заняться какими-нибудь увеличителями и всё это отыграть. Сейчас это стало сложнее. А что нового? Вот я сейчас вспоминаю выставку во Франкфурте, допустим, которая была в этом году. Бывают какие-то странные вещи, типа ботинки для слепых, которые дают какую-то дополнительную информацию. Пойдёт, не пойдёт? Я бы сказал, не пойдёт. А вдруг пойдёт? Кто-то будет вот по этому поводу утверждать. Какие-то другие устройства, устройства, связанные с геолокацией, с GPS навигацией. Но опять, если это устройство делается, как отдельное устройство, то кто сказал, что эту программу нельзя сделать на айфонах, допустим, или Андроидах? Поэтому компаниям сейчас нелегко. Они объединяются. Получаются большие конгломераты такие. Но когда они объединяются, возникает ещё одна проблема: они рождают бюрократию. Я помню, как лет 20 назад, 25 лет назад, когда, допустим, та же компания, которая делает Jaws, была маленькой компанией, можно было очень легко дозвониться до её руководителей и сказать: «Слушайте, я тут по работе должен использовать такую программу, а в ней вот есть такой экранчик, вот такая-то вещь, или весь этот экранчик не работает». И он, руководитель компании, тогда Тэд Хентер (Ted Henter), звонил разработчику и говорил: «Слушай, тут такое-то предложение от такого-то пользователя. Ты разберись, сделай чтоб работало». И это получалось. Это было реально. Сейчас, поскольку компании укрупняются, вопрос будет: «Так. Что, от одного пользователя? Одно приложение? Сколько этот пользователь денег-то платит? А, он нисколько не платит. Он там старой версией пользуется. Не-не-не, даже неинтересно, этим заниматься никто не будет». Если большой пользователь, крупный, у него много лицензий, тогда – другое дело. И то, никто вечером эту проблему не исправит, когда мы утром позвонили – вечером исправили. То есть, оно гораздо медленнее работает. И вот это, конечно, отражается на качестве, отражается на всём. но, при этом, у крупных компаний стало больше ресурсов. Маленькая такая история, связанная с тем, что для меня лично важно. Сейчас уже об этом можно говорить. Долгое время под iOs, на айфонах и айпадах, очень плохо работал брайлевский ввод. По-английски он работает, по-русски брайлевский ввод работал очень плохо. И пришлось долго искать выходы на людей, связанных с компанией Apple, для того, чтобы эту проблему решить. После долгого отфутболивания проблему всё-таки решили. И больше времени ушло именно на поиск компетентных и имеющих право решать людей. Решения самой проблемы ввода. Это когда большая, коммерческая компания занимается специализированной техникой, потому что это просто другой рынок. Да, кто-то раззоряется, кто-то закрывается. Но выживают только те, кто укрупнился, у них есть ресурс, либо те, кто нашёл какую-то нишу, из которой их трудно выбить.
М. МЕЛЬНИКОВА: Но вы сами брайлевским вводом пользуетесь и считаете, что так набор происходит быстрее?
О. ШЕВКУН: Я им пользуюсь каждый день. Не просто быстрее, а это у меня происходит моментально. Я поэтому в общем-то и настаивал, чтобы это сделали нормально. Ну, мне же надо было, чтобы не просто был брайлевский ввод, а чтобы, допустим, если у меня в русском тексте появляются латинские буквы, чтобы я мог поставить точки 4, 6 и получить большие латинские буквы, или точку 6 и получить малые буквы. Мне нужны какие-то такие вещи. Мне нужно, чтобы я мог писать нормально, не знаю, процент, цифровой знак и ноль сниженный, как, собственно, по современной системе требуется, и чтобы оно отработалось. Или мог написать нормальную собачку, как это требуется по современной системе российской: точки 1, 4, 6, и чтобы это работало. Оно работает. Соответственно, да, берёшь и пользуешься.
М. МЕЛЬНИКОВА: То есть, я так понимаю, по поводу тифлорынка, вы имеете в виду, что, с одной стороны, происходит универсализация, когда всё больше обычных устройств становятся доступны незрячим людям, а, с другой стороны, есть какие-то ниши, где можно пользоваться только каким-то специализированным устройством?
О. ШЕВКУН: Тут есть ещё одна промежуточная такая грань. Да, скажем так, универсализация происходит, но, более того, наряду с этой универсализацией, обычные устройства всё больше выполняют те функции, которые необходимы нам. Допустим, не надо нам больше носить с собой определитель цвета, определитель купюр. Функции, которые нам нужны, которые раньше были, в принципе, нереализованы, приложения, которые описывают окружающее пространство, которые описывают фотографии, приложения для доступа к специальным библиотекам, которые заменили тифлофлешплееры. То есть да, здесь три грани. Универсализация в том плане, что мы пользуемся тем же, чем пользуются остальные люди; второе – это задачи, которые уникальны для нас, решаются специальным ПО, но на обычных устройствах; и третье – да, определённые ниши, на которых… Нишу “трость” никто не занял. Телефон в качестве трости не использовать. Брайлевский дисплей, брайлевский даже органайзер для тех, кому они нужны. Эти ниши никто не занял. Да и хорошие, действительно хорошие увеличители также – это тоже ниша. Тут есть ещё одна деталь. Буквально меньше года назад один достаточно известный незрячий блогер из Германии написал статью. Это человек, который много лет говорил о том, что «вот, мы теперь делаем всё при помощи обычных устройств и т. д.». И этот человек вдруг берёт и пишет статью. Она называется, по-моему, «Возвращение специализированных устройств». До него вдруг дошло. Он говорит: «Я тут взял обычный тифлофлешплеер и понял, что если мне использовать его для того, чтобы слушать книги, то телефон можно использовать для своей первоначальной функции». И говорит: «Наверное, мой отказ от всех специализированных устройств был, ну, каким-то таким временным. А сейчас я думаю, что некоторые задачи, наверное, лучше решаются с помощью специализированных устройств». Человек начинает это понимать. Но это он. Тенденция рынка всё-таки в сторону отказа от таких устройств.
М. МЕЛЬНИКОВА: Ну, это пример, как с фотоаппаратом и телефоном. Да, понятно, что телефон умеет фотографировать и очень даже неплохо. Но фотоаппарат всё-таки делает это лучше и почти в любых условиях.
О. ШЕВКУН: Да, и профессиональный фотограф возьмёт камеру профессиональную, хотя мне тут на прошлой неделе профессиональный фотограф говорил: «Я понял: iPhone 11. Всё, я хочу айфон 11». – «Почему?» – «А потому, что даже по сравнению с другими телефонами и по сравнению с камерами, он быстрее всего подбирает настройки автоматически. Если мне надо быстро, вот быстро что-то сфотографировать, я именно с айфона это могу быстро сделать». Я говорю: «А что ты имеешь в виду «быстро?» – «Ну как, чтобы буквально секунду. Достал из кармана и фотографируешь». Понятно, что для нас, незрячих, такое вообще невиданно. Но тут человек, профессиональный фотограф, у которого фотокамера и фотоаппарат за огромные деньги, говорит: «Да, если есть время настроить этот фотоаппарат, сделать профессиональную фотку, – это одна история. Но, – как он сказал, – в кармане я хочу иметь новый iPhone».
М. МЕЛЬНИКОВА: Ну, а теперь, собственно, про «Тифлострим». Он зародился потому, что вы хотели вести и делать что-то в прямом эфире? Он зародился потому, что вам захотелось немного отойти от обзоров тифлотехники и освещать более широкий круг тем?
О. ШЕВКУН: Не совсем так. После своей работы на Радио ВОС я пришёл сюда на «Теос Медиа». Мы делали и делаем такие передачи, это христианские передачи. Я христианин, это мне близко, это мне интересно. Мы делали, я сейчас не стал делать, но, наверное, мы вернёмся к этому, интервьюшные передачи. Здесь были интересные гости. Мы делали замечательные интервью с Николаем Сванидзе, с Верой Полозковой, с другими интересными, замечательными людьми. Но у меня постоянно внутри что-то такое свербило, в том плане, что а я хочу делать программы, которые были бы интересны незрячим и слабовидящим людям. Я не знаю, почему. Понимаете, когда ты чего-то не делаешь, но у тебя есть чёткое ощущение, что тебе надо бы это делать. И я сначала думал, что это нужно делать про тифлотехнику. Начал делать подкаст. Причём, делал его сам. И получалось это на самом деле, конечно, плохо. Это получалось скучно. Были постоянные слушатели, благодарные слушатели, типа вот Маргариты Мельниковой. Но даже постоянным слушателям, в конце концов, это стало надоедать, потому что подкасты выходили нерегулярно. Ну, вот хочется – сделаешь, не хочется – не делаешь. А мне-то как надоело! Потому что вот ты записал материал на полтора часа, а потом садишься это резать. Ну, это то, о чём я уже рассказывал. Теперь. Даже в конце 17-го года, наша организация, наше СМИ, в котором я работал, и теперь работаю, Радио «Теос», «Теос Медиа» стало делать стрим в интернете. И меня, честно говоря, втащили в это, когда я брыкался и кричал. То есть, когда мне сказали: «Смотри, ты теперь будешь не просто сидеть у микрофона, а будет камера». Нормальная видеокамера. Три камеры, в нашем случае, в случае «Теос». Я такой: «Я плохо вижу, я там в носу поковырять захочу». На что мне сказали, что «ну, плохо видишь – это изменить невозможно. Но вот если ты захочешь поковырять в носу, взрослый человек, ковырять не будешь». Короче, мы стали делать видеоэфиры. И сначала я просто стеснялся. Я не знаю, как это объяснить, потому что, ну, вроде мы обычно себя не стесняемся. В плане того, что тут стоит экран, и ты на этом экране. Ты не телевизионщик, и ты вобще не на телевидении работаешь. То есть, это для меня, конечно, был шок. И потом я уже узнал, что есть немало других людей, причём, и незрячих, и зрячих тоже, для которых это шок. А потом стало понятно следующее. Стало понятно, что если собрать небольшую команду, то видеоэфиры на YouTube можно делать очень легко. Причём, непонятно было, как. Так, общая картинка была, а подробностей-то мы не знали. Ну, и мы решили просто попробовать. Мы начали «Тифлостримы» в начале 19-го года. Тогда уже, конечно, был домен tiflo.info. Но для меня это была типа «дайте пару раз попробуем». Я помню, позвонил своей студентке, которая у нас практику на «Теосе» проходила, Лире Лешкевич, и говорю: «Слушай, я вот хочу постримить. Поможешь посидеть, сообщеньки почитать, если будут? Скорее всего, ничего не будет». Она говорит: «Да, давай помогу». И мы собрались здесь, у нас на «Теосе» в переговорной, поставили iPhone на какой-то совершенно дикий штатив. Никакой подложки, никакого оформления у нас не было. У меня была заготовка по темам буквально на два-три выпуска, потому что я был практически уверен, что больше ничего не получится. Причём, второй выпуск оказался нереальным на ту тему, которую я изначально замышлял. Второго выпуска мы так и не сделали. И вот началось удивительное, потому что мы выходим не вовремя, мы выходим, и выясняется, что что-то слышно. Мы сразу решили сделать хороший звук, микрофоны подключили. Диктофон, в который мы сунули два микрофона. Причём, достаточно приличных микрофона, потому что понятно было, что видео плохое – ну, ничего страшного. Никто не заметит. Мы же незрячие, не заметим. Если звук плохой, так это уже совсем плохо. Так вот. И пошли отзывы! То есть, первое, что было прикольно – пошли отзывы. Слушатели стали слушать и смотреть. Второе, что мне понравилось – я буквально в этот или на следующий день смог выложить запись, аудиозапись этого безобразия, и мне не надо было ничего чистить, потому что, ну, прямой эфир. Потом мы попробовали сделать ещё раз, потом попробовали сделать ещё раз. Стало понятно, что это интересно. А второе, что стало понятно (то есть, я догадывался, но понял это уже в процессе работы) – что надо говорить не только о тифлотехнике. Не потому, что тифлотехника сама по себе неинтересна, или достаточно материала, а потому, что есть темы, которые в тифлотехнику не помещаются. Ну, допустим, я понял, что хочется пригласить Анатолия Дмитриевича Попко в эфир, но не обсуждать с ним очередной экран увеличителя или экранный чтец, потому что и мне это неинтересно, и ему это неинтересно. Давайте сделаем! Первое апреля подходит? Юмор слепых. Да, вот есть смысл. Можно смеяться, нельзя смеяться? Смех над слепотой, смех над слепыми, смех над самими собой. Вот это что? Как? В тифлотему это вмещается совершенно спокойно, в техническую тему – нет. Но это наш подкаст, это мы его и делаем. Соответственно, мы стали это делать. Ну, и постепенно стала образовываться команда людей. Первой была Лира Лешкевич, студентка, Татьяна Крук дальше подключилась, с которой мы работали с 2012 по 2014 годы. И на «Теосе» она у нас в некоторых передачах также участвовала. Ну, и дальше – другие люди. Аня Ильина стала подключаться. Там было смешно, потому что Аня мне пишет и говорит: «Олег, я посмотрела. Контент интересный, но звук противный, и видео плохое». А Аня была у нас звукорежиссёром на Радио ВОС. «Ань, а что? Ты можешь помочь?» – «Ну, если бы я не могла помочь, не готова была помочь, я бы не писала». – «Приходи!» Ну, и мы начали делать какие-то вещи с видео, и сделали задник, не хромакей. Конечно, нужно бы хромакей сделать. Со временем мы сделаем его для того, чтобы задником или фоном проецировать картинки. Пока просто стоит картинка, которую заказали. Дизайн сделали наши сотрудники, наши студенты, и всё это поставили. Ну, и пошло-поехало. Потом стали писать про то, что хотелось бы расшифровку, текстовую расшифровку аудиопрограммы. Сначала сказали, что это невозможно. Потом люди сказали: «А давайте мы расшифруем». У нас сформировалась команда расшифровщиков. Стали делать блоги, но блоги пока, правда, идут очень плохо. Был такой всплеск. Писали текстовые блоги, сейчас пока нет. Но я не сдаюсь. И проект идёт! Проект развивается. Развивается очень интересно. Буквально сейчас, когда мы это записываем, мы готовим выездной эфир с компанией «Элита Групп». И я буквально сегодня созвонился с ещё одной организацией. Организация в Санкт-Петербурге. Я пока не буду объявлять, кто. Я пока просто скажу, что я им сказал: «Ребята, можно я к вам приеду? Можно, мы к вам приедем как команда «Тифлострима» и сделаем от вас стрим, с вашим участием про то, что вы делаете?» Они говорят: «Конечно!» Так что, соответственно, будем осваивать и выездные эфиры тоже. То есть, вот это всё бурлит. И самое весёлое, что у нас нет организации, которая была бы спонсором, и стояла бы за всей этой историей.
М. МЕЛЬНИКОВА: А как вам кажется, почему людям, слушателям и зрителям, это оказалось нужно? Ведь всё-таки формат несколько непривычный. Это YouTube стримы. Незрячие пользователи могли бы спросить: «А где же только аудио? А почему вот ещё видео?» И как к вам, в частности, приходили зрячие зрители?
О. ШЕВКУН: На самом деле, конечно, видео-то видео, но есть и аудио, есть и аудиоподкасты, есть и подкасты в библиотеке «Логос», которую также называют библиотекой Михайлова, или библиотекой av3715. Чего нет у нас пока, я думаю, – будет, хотя я не уверен. Теоретически и технически сейчас мы это можем сделать, но я не уверен, надо ли это, но предлагают. Может быть, будет аудиотрансляция в формате интернет-радио. Ну, не знаю, не знаю. Что же касается того, почему это интересно. Наверное, нужно спросить у зрителей. Может быть, вы бы сами это прокомментировали. Я скажу сейчас совершенно эгоистичную вещь. Нам интересно эти эфиры готовить. Какие-то – более интересно, какие-то – менее интересно. Мы также поняли, я и вся наша команда поняли, что на любой эфир, вот на любой, будут абсолютно противоположные отзывы. То есть, что бы ты ни сделал. Пример. У нас был «кошачий» эфир. Он затянулся, эфир шёл час 40 минут. «Мы и наши кошки». Два отзыва, которые пришли на этот эфир. Цитирую по памяти. Один отзыв: «Спасибо большое! Совершенно замечательный стрим. Как я жалею, что не смогла смотреть в прямом эфире, а ещё лучше – быть в студии. Это просто в тему. Спасибо, что поднимаете тему, которую никто не поднимал». Короче говоря, абсолютно хвалебный, роскошный отзыв мы получили на почту. Другой отзыв: «Это было абсолютно скучно, не по теме. Смотреть невозможно. До чего вы докатились!» Вот. Оба отзыва – абсолютно честные. И есть стримы, правда, есть выпуски, которые не вызывают ни того, ни другого. Вот ты сделал, и никто ничего не пишет: ни «было здорово», ни «до чего докатились». Вот это провальные стримы, потому что никого никак это не коснулось. Есть стримы, ну, допустим, когда были митинги, в июле-августе. Опять-таки, кто-то писал: «Вау, как это здорово!» Кто-то писал: «Зачем вы занимаетесь политикой?» Да, это людей затронуло. Это хорошо, что их затронуло. Почему, я не знаю. Нас прёт, нам нравится это делать. Я бы сейчас не хотел делать еженедельную программу, которая была бы только технически ориентированной. Хотя, в принципе, при желании, материалы можно найти. Но у меня лично такого желания пока нет. Если у кого-то другого оно возникнет… Смотрите, ведь фактически мы что сделали? Вот я сейчас, заявив, что еженедельной технически ориентированной программы от нас, от нашей команды не будет. Фактически, я сказал всем желающим: «Ребята, поле свободно. Берите и делайте». Вот и всё.
М. МЕЛЬНИКОВА: Сначала был один выпуск в неделю. Сейчас – это два выпуска. Вы не боитесь, что иссякнут темы? Понятно, что молодой достаточно проект, и тем много, и заявок много: «Вот интересные гости, а я бы хотел поучаствовать», «А я тоже к вам хочу», «А меня возьмите». Вы это всё рассматриваете, и вы сами думаете, кого бы ещё пригласить такого, интересного. Неужели нет такого страха, что однажды иссякнут темы?
О. ШЕВКУН: Нет. Если темы возьмут и иссякнут, мы просто закончим передачу. Мы же не обещали, что будем всю жизнь её вести. Насчёт двух эфиров в неделю. Я думаю, до конца года станет три эфира в неделю. Только третий буду вести не я, а будут вести другие люди. У меня пока нет от них разрешения объявлять конкретную тематику. Она будет немножко другой. Что касается тем. Я помню, когда-то ходил ещё в детстве с бабушкой за грибами. И вот она идёт, и она видит гриб под каждым кусточком, под каждым кустиком, под каждым листиком. Она нагибается – вот гриб, вот гриб, вот гриб… Я могу идти, и я этот гриб не замечу. Я думал, это просто потому, что я плохо вижу. А потом выяснилось, что есть зрячие люди разные. Допустим, моя бабушка зрячая, она видит этот гриб под каждым кустиком, а другой зрячий человек точно также идёт, но этот гриб увидит, в лучшем случае, если он его ногой собьёт, но уже поздно будет. Так и с темами. На данный момент, на сегодня, особенно если расширить тематику выпуска, если сказать, что мы будем делать и то, что касается жизни незрячих в целом, темы, интересные, яркие, красивые, искрящиеся, темы, простите, но они лежат буквально на земле. То есть, вот ты подходи, и ты делай! Сейчас у нас есть папочка на Google, где лежит план эфиров. Вот в данный момент эфиры распланированы до конца 2019 года. То есть, до последнего эфира, у нас 30 декабря предновогодний эфир, темы расписаны. Если сейчас что-то включать, то это идёт планирование уже на 2020 год. Пока они не иссякают. Что будет дальше? Посмотрим. Иссякнут – перестанем. Мне это напоминает ещё один проект. Есть на «Эхе Москвы» передача, называется, по-моему, «Доехали». Там тема, связанная с водителями, управлением транспортными средствами и т. д. И вот, главный редактор «Эха» Венедиктов как-то в одном из интервью признался: «Когда мы запускали этот проект, у меня, как у редактора, было опасение: сколько можно говорить об управлении транспортным средством! Темы иссякнут. Проект идёт, и идёт уже давно. И темы не иссякают». Ну, и ещё один момент. Даже к известной, уже взятой ранее теме, к ней ведь можно вернуться. Мы делали «кошачью» тему. Уже сейчас есть несколько интересных отзывов, которые к этой теме заставляют вернуться. Хотя я думаю, что в ближайшие полгода или год мы этого не сделаем. Да, и наконец, иногда одна тема подсказывает другие темы. Ну, например, мы делали «кошачью» тему, и сейчас есть замечательная заявочка, причём, уже с героем конкретным: незрячие, которые помогают бездомным животным. Вот я не слышал, я не видел статей на эту тему! Она красива, она блестящая. И опять, здесь у нас есть плюс – мы можем сделать это всё в интерактиве. Статью ты прочитал – ну и всё. А здесь ты слушаешь, участвуешь. Поэтому пока кризис жанра не намечается. Ну, если наметится, то перейдём в другой жанр.
М. МЕЛЬНИКОВА: Ну, даже у нас было интервью с Женей Берендеевой. Возможно, вы её как раз имели в виду. И она занимается помощью бездомным животным.
О. ШЕВКУН: У неё лично эти зверюшки дома, или она занимается в организации?
М. МЕЛЬНИКОВА: Она занимается распределением, в частности, животных на передержку. Она занимается также размещением объявлений в сети, ищет людей, кто мог бы взять, кто мог бы и на передержку, и себе, как питомца. Вот такими она делами занимается.
О. ШЕВКУН: Ну, вот это как раз та самая история, потому что это та же тема, но другая грань. Тут незрячий человек, у которого в доме конкретно такая передержка, и там 5-6 животных живут, и человек об этом заботится. То есть, вот такой человечек написал. Смотрите, мы сделаем, ещё кто-то сделает. Ребята, граней у этих тем множество! Надо просто понять, научиться эти грибы видеть. Даже, я думаю, по работе незрячих массажистов можно сделать. Мне тут один массажист написал. Говорит: «Не знаю, можно ли по моей работе ещё что-то такое накопать, чего раньше никто не делал». Будем думать. На то мы и журналисты, на то и вы, соответственно, тоже журналисты, энтузиасты.
М. МЕЛЬНИКОВА: И вот всё-таки, выбор тем и выбор гостей. Какие критерии? Почему какого-то человека, или какую-то организацию, или какую-то тему вы будете представлять, а какие есть темы, которым вы всё-таки скажете «нет»?
О. ШЕВКУН: Я отвечу на часть вопроса, потому что другая часть – это профессиональный ноу-хау, и отвечать на эту часть я не буду. Что касается «нет», я назову несколько тем, которые предлагали слушатели и зрители, и мы сказали по этому поводу «нет». Из реальных писем, реальных предложений. Первое – западный опыт рельефной порнографии. То есть, можно ли где-то найти ситуации, когда, допустим, рисунки порнографические, картинки порнографические делали доступными для незрячих? Или тоже, какой-то слушатель спросил: «Как сделать порнографию доступной для незрячих?» Эта тема, по поводу которой мы сказали «Нет». Я, как христианин, это делать не буду. Я не буду делать что-то такое, что бы развращало моих слушателей. Я понимаю, что люди и так могут развращаться. Давайте я в этом участвовать не буду. То есть, вот есть такой критерий, как то, что для меня, как для руководителя проекта, безнравственно, я, соответственно, это делать не буду. Это мне напоминает (отвлекусь на минутку), в прошлом году на конкурсе студенческих работ «Вместе медиа», это конкурс, который проводится по всей России. Зрячие там студенты участвуют, я просто был в жюри. Например, была студенческая передача, девчачья такая беседа на тему: «Как изменять своему парню так, чтобы он не заметил». Они делали беседу, передачу на эту тему. Подобные темы мы, соответственно, тоже, естественно, брать не будем. Вторая тема – например, туристические поездки незрячих, слабовидящих людей. Я отлично знаю, что на Радио ВОС есть программы типа «Прекрасное далёко», где эту тему берут. И, сделав что-то подобное, мы, соответственно, сделаем также некий дубликат того, что уже существует. Да, другие люди. Но похожесть слишком велика. Мне тут недавно сказали, две темы предложили: поход незрячих на стадион, и поход незрячих в ночные клубы и на рок-концерты, и на рок-тусовки. Я говорю: «Про рок-тусовки и ночные клубы мы делать будем, потому что пока никто не делал, или, по крайней мере, мало делали, а вот по поводу стадиона – делали, и много делали. Вопрос: зачем нам повторяться? Надо делать что-то такое, что ещё не брали». Ещё одна история, когда мы не возьмём, и такие истории у нас были, когда нам звонят или пишут и говорят: «Сделайте, пожалуйста, про нашу компанию и задайте нам вот такие-то, такие-то вопросы». Я говорю: «Ну, давайте так. Про вашу компанию мы сделаем, а вот по поводу вопросов, – я вам не обещаю. Мы можем задать вопросы, которые вы просите, а можем – какие-то другие». Он говорит: «Не-не-не, нам надо, чтобы спросили именно об этом, потому что нам надо сделать то-то, то-то». Ответ: «Не будет». Вот сейчас любая компания может взять, сделать YouTube материал. Только нужно будет сначала аудиторию собрать, и взрастить её, и развить её и т. д. А мы в таком варианте делать не будем. Если вы к нам придёте и готовы будете к тому, что мы вам будем задавать разные вопросы… У нас была компания, которая делала умную трость «Робин». Они тоже начали с того, что «Вот, мы бы хотели рассказать». Объективны мы? Конечно, нет! Объективны они, если бы делали без нас? Тоже, конечно, нет! А где вы видели в этом плане полную объективность? Но вот того, что вы пришли и выдали свою легенду, выдали свою повестку дня, этого не будет. Хотя это, конечно, сложно. Я уже сказал, что когда-то работал в компании «Элита Групп». Всякий раз, когда мы делаем эфиры про компанию «Элита Групп» (а это не так часто бывает), я ловлю себя на том, что хорошо отношусь к этой компании. И потом критикуют: «А почему вы не задали такой-то вопрос, такой-то вопрос?» И я тоже иногда думаю, почему. Поэтому тут на объективность претендовать, я думаю, тоже не стоит.
М. МЕЛЬНИКОВА: Вернёмся немного к техническому аспекту. Вы говорили, что первые выпуски прошли с айфоном, с непонятно каким штативом. Как это происходит сейчас?
О. ШЕВКУН: У нас сейчас это происходит следующим образом, тоже пока весьма странным. Сейчас расскажу, почему. И мы можем даже делать сейчас ещё один скачок. У нас небольшая комната, в которой мы сидим за столом. На столе стоит компьютер, который приобретён на благотворительные взносы, на помощь наших зрителей, потому что старый компьютер, который у нас был, он просто перегрелся и отказался работать. И мы кинули клич, и, в общем, деньги, которые необходимы на новый компьютер, собрали буквально за несколько дней. К компьютеру подключена веб-камера, она стоит на штативе. Мы брали камеру с большим углом обзора для того, чтобы можно было двух или трёх участников посадить. А дальше – очень важно – два, три или четыре микрофона. Эти микрофоны, в нашем случае, включены в диктофон Zoom, один из более таких продвинутых Zoom’ов, который также используется, как звуковая карта. Почему это для нас важно? Потому что мы хотим, чтобы звук был хороший. Не всегда получается хороший, но, по крайней мере, подвижки к этому мы делаем. И этот диктофон используется, как пульт. То есть, он и карта, он и пульт трансляции. Тут я должен сказать, что в том помещении, где у нас идёт трансляция, у нас даже стоит нормальный, хороший такой пультик, с тем, чтобы не диктофон использовать, а нормальный пульт. Но мы пока этого не сделали, потому что, извините, но на столе банально мало места для пульта. То есть, вот его просто не хватает. Что касается камер, есть веб-камера, которая внешняя у нас на штативе стоит, есть встроенная камера в компьютере, и в новом компьютере она, в принципе, неплохая, и один раз мы заморочились, когда была передача с Элишкой Глуши. Элишка была с собаками, мы хотели также показать и её собак. Но для этого нужна была ещё одна камера. И нашли приложение, и поставили его для того, чтобы в качестве дополнительной камеры использовать камеру айфона. Правда, получилось плохо, потому что, по разным причинам, мне пришлось, в этом случае, управлять эфиром самому. То есть, у меня гостья, у меня люди, которые пишут сообщения, у меня Татьяна Крук,  соведущая, на Скайпе сообщения читает, у меня эфир, который нужно вести, и плюс, у меня, соответственно, iPhone, который подключён к этому самому компьютеру, который с камеры даёт дополнительную картинку. И всем этим надо было управлять. Я ещё не очень вижу, что там происходит. Я такой, показываю собачек и говорю: «Тань, скажи, ты их видишь на экране? Хоть что-нибудь видно?» Соответственно, всё это в эфире. Ну и что? Ну, а по-другому было никак не сделать. То есть, пока это попытки работать с минимальными затратами, с минимальными техническими ресурсами, потому что то, что есть, у нас есть. Ну, допустим, если у нас участник по телефону… Если он по Скайпу, то великолепно, это можно взять с компьютера. То есть, Скайп на компьютере, всё красиво получается. Если участник по телефону, тогда посложнее. Тогда приходится этот телефон по кабелю, обычному аудиокабелю, аудиошнуру подключать к тому же диктофону, к ещё одному входу того же диктофона, и держать телефон у уха. У нас нет специальных приставочек для этого. И надо понимать, что это всё требуется перед эфиром разложить, а после эфира сложить обратно. Потому что это переговорная, переговорная используется для других задач. Грубо говоря, с трёх до четырёх часов дня там редакционная планёрка. С пяти часов там эфир. То есть, с четырёх до пяти нам нужно всё разобрать, всё поставить, всё настроить и проверить, что всё работает, а иногда слетает. Если незрячий гость, это нужно ещё сходить к метро встретить гостей, посадить этих гостей, поставить камеры, чтобы всё было ровненько. И вот тут, конечно, роль соведущих – это совершенно такая уникальная история, уникальная роль. У меня были ситуации, когда мне приходилось это делать одному всё, и было очень плохо. Но соведущие, в данном случае, не просто выручают, а они, в принципе, делают возможным.
М. МЕЛЬНИКОВА: Какие требования к соведущим?
О. ШЕВКУН: Это очень сложный вопрос. Как-то исторически сложилось, во-первых, что соведущие – это молодые люди, а точнее, чаще всего, в подавляющем большинстве случаев, девушки. У нас приходят гости, мужчины, женщины, парни, девушки. Тут никаких проблем, никаких предпочтений нет. Гости бывают разные. А соведущие, так получается, что это девчата, это либо студентки, либо бывшие студентки. Почему? Это один большой и серьёзный вопрос. Есть практические моменты. Ну, во-первых, выясняется, например, что инвалиды I группы по зрению любят, когда эфир ведут красивые девушки. То есть, есть люди, у которых экран 23 дюйма. А первая группа – это же не обязательно тотальник. Это может быть с небольшим подглядом. И они смотрят! Да, оказалось, что эфир в YouTube для слепых – это совершенно обоснованная вещь. Говорили: «Наташа, ты такая красивая!» Вот такие вещи звучали. Что касается требований профессиональных, журналистских. За одним исключением, у нас есть одно исключение из этого правила, но, как говорят, исключение только подтверждает правило. Так вот, за одним-единственным исключением, это люди, с которыми мы либо уже работали когда-то на Радио ВОС – Татьяна Крук, Анна Пак, – либо люди, которые пришли к нам на «Теос», проходили практику на «Теос». То есть, это не то, что пришёл человек с улицы, который никогда с этим не был связан. Почему? Потому что мне надо, чтобы он умел вести беседу, потому что мне надо, чтобы он тупо умел, извините, читать. Не всякий человек сходу нормально прочитает письма. Потому что мне надо, чтобы человек умел… Сейчас скажу дикую вещь, но это профессиональная вещь. Думаю, её стоит сказать. Чтобы он умел с умным видом рассуждать о том, чего не знает, и, при этом, не наговорить глупостей. Ну, скажем так, технический эфир, человек задаёт вопрос, этот вопрос не должен быть совсем уже блондинистый. Человек должен понимать, что вот сейчас я, да, я в этой теме не разбираюсь. Я здесь либо должен помолчать, либо подойти с другой точки зрения. Дальше. Человек должен со мной, как с незрячим ведущим, или с незрячими гостями, уметь взаимодействовать. Зрячие ведущие часто подмигивают друг другу, как-то вот кивают друг другу. Но тут есть интересная деталь, и узнал я эту деталь от наших коллег, от зрячих коллег. Оказывается, что вот это перемигивание, кивки, какие-то жесты и прочее, – это приёмы, которые были разработаны для радиоэфира. У нас здесь оказалось некое преимущество, очень важное преимущество. Даже в телеэфире, видеоэфире эти вещи даже для зрячих недопустимы. Представляете, идёт видеопрограмма, два ведущих, мужчина, женщина, и они постоянно друг другу кивают, какие-то рожи строят и т. д. Никто смотреть не будет. Первый раз посмотрят, прикола ради, а потом перестанут. Вот. И их тоже учат тому же, чему мы, как незрячие люди, учились и учимся до сих пор – слушать друг друга, слушать интонацию, слушать беседу. Определённой смелости учит, что, слушай, пока ты гостя не перебьёшь, он будет трепаться. И вот если он треплется, если он не замолкает, то очень велика вероятность, что это твоя проблема, как журналиста. Или два человека ведут, и один говорит: «Ой, вы знаете, мы тут с ней вели передачу, она меня просто забила. Она мне слова не дала сказать». Не-не-не, дорогой! Это не она тебе не дала сказать, ты этого не взял. Ты просто не взял эту инициативу. Её надо брать! Она может быть твоей только на десятую долю секунды. Мы учим наших ведущих, вот эти студенты к нам приходят из МПГУ. Второй курс, они приходят к нам на практику такие ещё скромные, они все такие тихие. И мы начинаем этому студентов обучать. Мы, например, говорим: «Так, вот тебе тема, такая игрушечка, тринажёрчик, 60 секунд о том-то и том-то под запись». Человек должен 60 секунд разговаривать на какую-то тему. При этом, не допуская слов типа «значит», «типа», «вроде», не допуская каких-то пауз, заминок и т. д. Тема может быть самая разная. Ему может достаться 60 секунд о весне, а может достаться 60 секунд об американском футболе, а он в американском футболе не разбирается вообще. И он должен 60 секунд говорить что-нибудь типа: «Американский футбол – это совершенно убойный вид спорта, именно поэтому я в нём не разбираюсь, потому что я не люблю, как других убивают, и я не хочу, чтобы меня убивали». Если он замолкает, если говорит: «Ну, ну чего?», тогда он слетает. Он не выдержал 60 секунд, он выдержал 20 секунд, 25, 30 секунд. Дальше – чем больше, тем лучше. И мы людей тренеруем здесь, в качестве практики, в качестве работы. Или два человека рассказывают историю. Один человек начинает одно предложение и делает паузу. Другой должен сразу подхватить это дело и начать другое предложение. Ну, например, первый говорит: «В три часа ночи Александр проснулся от странного ощущения». Быстро следующий подхватывает: «Казалось, что левая задняя ножка кровати короче других». Дальше следующий участник рассказывает и т. д. Без пауз. Это учит человека думать, это учит человека соображать быстро. Ну, и другие есть тренажёры, другие всякие вещи, которые мы с ребятами делаем. И вот тогда, пройдя всё это, они попадают сюда в качестве ведущих, потому что иначе они не готовы.
М. МЕЛЬНИКОВА: Смотрите, вы образование светское получали в России, богословское образование, насколько я знаю, вы получали в Соединённых Штатах. Вот это образование как-то вам помогло в журналистике? Или вообще никак не связанные вещи?
О. ШЕВКУН: Ещё как помогло! Вы же знаете, что если мы возьмём современных российских журналистов, среди них есть историки, есть экономисты, есть педагоги, есть самые разные люди. Да, среди прочего, есть и профессиональные журналисты, те, у кого «корочка» журналиста. Но не обязательно. А есть люди без «корочки», которые журналистами так и не стали. Мне кажется, что хорошее образование в одной или нескольких дисциплинах – это как раз и есть замечательный трамплин для того, чтобы заниматься журналистикой. Что же касается помощи, ну, смотрите, первое моё образование – это филолог, переводчик, преподаватель. Есть ведь и официальные вещи, и неофициальные вещи. Ну, например, официальные. У нас не было риторики, но речью с нами занимались. Причём, и здесь, и в семинарии с нами занимались речью. В семинарии конкретно занимались голосом, дикцией и всеми этими моментами. В университете, в МГУ я одно время играл в студенческом театре. Правда, играл мало. Мне это не понравилось, я понял, что это не моё. Но этот момент у меня был. Участвовал в студенческом клубе дебатов. То есть, ведутся дебаты, с очень чёткой организацией, с очень чёткими требованиями. Одна сторона высказывает позицию, другая сторона высказывает позицию. Вопросы одной стороны к другой, вопросы другой стороны к первой. Ответ одной стороны другой, ответ другой стороны. Вопросы аудитории. Всё это по времени замеряется и т. д. Эти формулировки, позиции оттачиваются. Я во всём этом участвовал, через всё это прошёл. По жизни потом оказалось очень-очень полезным. В семинарии у нас были такие вещи, как психология, например. Так вот, разговор с людьми. Пришёл гость, гость напротив тебя сидит в студии. Даже до того, как он сел в студию, надо помочь ему расслабиться, надо помочь ему чувствовать себя раскованным. Надо задать ему обидные вопросы иногда, но, при этом, не обидеть. Это не всегда получается. Но образование и жизненный опыт, конечно, помогают это делать. Но при этом, какие-то вещи, например, аудиомонтаж, сейчас – видеомонтаж… Мне ведь уже лет немало, мне уже 50. А вот видеомонтаж мне пришлось начать изучать в 49 лет. И я взял программу, и я понимаю, что я ничего не понимаю. То есть, я открываю, а надо же, чтобы ещё и с клавиатуры всё это работало. Надо же, чтобы всё это было удобно. Я начинаю подходить к ней со своей точки зрения, в Sound Forge давно работаю, с 2003-2004 года. Я начинаю делать в Vegas’e, и я понимаю, что мы с Vegas’ом говорим на совершенно разных языках. Вот я сидел, не побоюсь этого слова, ну, дня три-четыре какую-то документацию читал и т. д. И я понимаю, что это не моё. А работать надо! И вот мой хороший знакомый, Илья Овсянников из Санкт-Петербурга… Что-то по каким-то другим темам мы созвонились с его супругой Алиёй. Я говорю: «Вот тут с Vegas’ом мучаюсь». Она говорит: «Да? Илья с ним работает вовсю. И сюжеты делает на своём YouTube канале». Короче, мы встретились недалеко от Московского вокзала в Питере, на фуд-корте. Там был какой-то необычайнй шум. У меня Vegas был на планшете, который для этого Vegas’а был не предназначен ну вообще никак. Я поставил, чтобы хоть что-то понять, хоть что-то было с собой. Илья мне показывал буквально 20-25 минут. Он оказался блестящим педагогом. А это мои годы. Он показал: «Смотри, вот, чтобы работать с Vegas’ом, надо не пытаться заставить его рассуждать так, как ты рассуждаешь, а рассуждать, смотреть на вещи так, как он рассуждает, так, как он смотрит. Вот например, так, так и так». Буквально показал мне три-четыре вещи, и я ехал потом уже после этой поездки обратно в поезде, я ковырялся в этом Vegas’е,, и понял больше, чем за все дни своего чтения мануалов разных. И после этого стал и монтировать, и переставлять, и не только вырезать, а делать многие разные вещи. Поэтому, да, с одной стороны, это уже имеющееся образование, а с другой стороны, я думаю, что не только для журналистики,а, в принципе, для жизни, никогда не говорить: «Ой, мне столько лет, я уже не научусь». Брать и учиться. Ну, во-первых, тогда постареешь, наверное, медленнее, и сделаешь больше, и ворчать будешь меньше. Мне вспоминается совершенно замечательный дедушка. Когда я работал в компании «Элита Групп», мы ездили к этому дедушке. Короче, он купил компьютер, купил ещё какую-то технику у «Элиты» и попросил настроить эту технику и показать ему, как с ней работать. А дедушка уже – реально дедушка. Ему далеко за 70, 76, что ли, ему лет, 75. Я к нему приезжаю. Он такой бойкий, конкретный такой, милый дедушка. И он стал рассказывать про свою историю. И выяснилось. Он говорит: «Слушайте, я потерял зрение, уже будучи пожилым человеком, а потом у меня был инсульт. После инсульта я подумал: «Всё, помираю. Я помру, помру, помру». И года три дома. И так и не помер. А потом думаю: «Раз за три года не помер, так жить надо!» Вот решил заказать компьютер, научиться сослепу с ним работать». А бывает и другое. Ты общаешься с незрячим человеком, который говорит: «Ну чо, я школу кончил давно, десять лет назад. Я уже ничего не смогу». Милый, у тебя есть опасность: ты помираешь прямо сейчас! Ты этого не замечаешь, но ты помираешь. А, может, ты жить будешь, а? Ну, как-то так.
М. МЕЛЬНИКОВА: Что бы вы пожелали незрячиму или слабовидящему человеку, который сейчас хочет стать журналистом? На что обратить особое внимание? Может быть, есть какие-то рекомендации?
О. ШЕВКУН: Мне вспоминается, что сказал Николай Карлович Сванидзе: «Не становитесь журналистом». Я согласен с его рекомендацией. Если вы рассматриваете журналистику, как просто один из вариантов, вот не становитесь журналистом. Если вы рассматриваете журналистику, как интересный вариант, не становитесь журналистом, есть другие интересные варианты. Журналистом становитесь только в том случае, если вы понимаете, что без этого жить не можете. Причём, вы это можете понять в 20 лет, вы это можете понять в 30 лет, в 40, в 50. Вот вы почему-то поняли, что работа с людьми, работа с материалом, работа с темой, вот вы действительно без этого жить не можете. Вот тогда… И работу, даже зрячие журналисты найти не могут. То есть, я понимаю, что это абсолютно негативный подход, то, что я сейчас говорю. Я наблюдаю каждый год. Мы близко общаемся с МПГУ, с факультетом, который там журналистов готовит, и я вижу, как трудно им найти работу. Я вижу журналистов, которые оказываются официантами, которые оказываются ещё кем-то. Опять, может, это изменится, через год, через два. Но сегодняшняя Россия – это не место для журналистики. По разным причинам. С другой стороны, если есть желание что-то сказать, и есть компетентность, есть склонность, возьмите и попробуйте это сказать. Сделайте свой YouTube канал, сделайте свою группу, свой паблик, паблик ВКонтакте, допустим. Ведите свой Instagram. Привлекайте свою аудиторию, начинайте работать с этой аудиторией, независимо от своего образования, потому что, честно говоря, журналистский хороший материал без «корочки» – гораздо лучше, чем «корочка» без реального журналистского материала. Бывает, правда, и то, и другое. Но далеко не всегда.

Рассказать друзьям